12 дней
О сайте
37 комментариев
13 1 | М40—42049-52 (2 пластинки) 1979 |
| Большой плодотворный творческий путь прошел народный артист РСФСР Сергей Балашов. Художник яркий, глубокий, он создал свое направление, оригинальную школу мастерства, расширил границы и возможности искусства звучащего слова. Придя в 1931 году из драматического театра на эстраду, Балашов сразу привлек к себе внимание смелостью и новизной своих литературных композиций и неповторимой манерой исполнения, создал свой, публицистический театр — «Театр одного актера», в репертуаре которого одно из главных мест занимала поэзия Маяковского. Сергей Балашов принес на эстраду пафос великих социальных преобразований, созидательного труда, гигантских строек первых пятилеток. Не только стихи и прозу, но лаконичный язык листовок-«молний», броский лозунг, бичующую сатиру, вдохновенный призыв сделал артист достоянием слушателей. Уже в первое десятилетие в работах Балашова раскрылось умение чтеца страстно, искренне, непринужденно говорить с аудиторией с позиции художника-гражданина, заинтересованного во всем ныне происходящем. По-новому раскрылось и возмужало искусство замечательного мастера в годы Великой Отечественной войны. Свыше тысячи концертов дал Балашов бойцам и командирам Советской Армии. В окопах, в тесных землянках, на аэродромах, на крейсерах и миноносцах Северного флота, на подводных лодках уверенно и призывно звучал голос артиста-патриота, читавшего Пушкина, Горького, Шолохова. После войны в творчестве С. Балашова прочно утвердилась тема борьбы за мир, тема, которой как художник-патриот он остается верен все эти годы. Программы Балашова обогатились также произведениями русской и зарубежной классики: впервые на концертной эстраде нашей страны прозвучали в его исполнении шекспировский «Гамлет» и «Слово о полку Игореве», поистине эпический размах получила поэзия Маяковского. Он представил на суд слушателей гоголевскую «Шинель» и программу, составленную из стихов Сергея Есенина. Имя Балашова стало известно в самых отдаленных уголках нашей страны — от Тихого океана до Балтики, от Каспия до Белого моря. Его «самый маленький в мире театр», как писали в Болгарии, стал известен во многих социалистических странах: в Польше, ГДР, Румынии, Чехословакии. В 1977 году артист подготовил новую программу, познакомив слушателей с композицией по произведениям классика югославской литературы, Бронислава Нушича (1864—1938). Советские читатели и зрители хорошо знают это имя. Такие пьесы Б. Нушича, как «Госпожа министерша», «Доктор философии», «Обыкновенный человек» и другие, неоднократно ставились на сцене советских театров. Однако проза замечательного сатирика у нас на концертной эстраде не звучала. На основе комедийной автобиографии Нушича, его записок, рассказов, стихов, фельетонов Балашов создал увлекательную и стройную литературную композицию. Прослушав ее, вы поймете, почему вскоре после смерти писателя в оккупированном немцами Белграде его произведения были категорически запрещены и почему с таким огромным успехом шли его пьесы, в коллективах, игравших для партизанских частей, для бойцов сопротивления. В исполнении Балашова великолепная сатира Нушича зазвучала с особой силой. На сей раз артист отказался от обычно присущей ему театрализации: от музыки, света, реквизита, от всех вспомогательных изобразительных средств. На эстраде главенствует только слово. ...На эстраду выходит высокий, статный человек в черном бархатном сюртуке старинного покроя, открывает книгу и начинает читать. Затем, отложив книгу в сторону, обращается непосредственно к слушателям, и перед нами открывается мир мыслей, чувств, страстей и стремлений замечательного югославского писателя, та социальная среда, в которой он жил, мечтал и творил... Нушич начинал свой путь в 80-х годах XIX века, он входил в литературу в то время, когда в Сербии были популярны творения Гоголя, Тургенева и Чернышевского. «Под благотворным влиянием Гоголя, — вспоминал он впоследствии, — написаны всё мои комедии 80-х годов». Более того, Нушич находил сходство быта и нравов сербской действительности конца века с русским провинциальным бытом и Гоголя считал чуть ли не своим соотечественником. Композиция Балашова построена на ярком контрастном материале: он вплетает в текст монологи-памфлеты и диалоги, здесь же звучит и знаменитое стихотворение Нушича «Два раба», за которое автор в свое время был приговорен к тюремному заключению, воссоздает сочные колоритные характеры. Перед нами раскрывается не только жизнь самого Нушича, но и типичная судьба талантливого человека, наблюдательного и мыслящего, в мрачную пору сербской действительности конца прошлого века. В исполнении Балашова изящно, темпераментно «сыгранные» сцены чередуются с публицистическими обобщениями, с мыслями о вреде науки схоластической, религии лицемерной и лживой, о любви... История влюбленности и женитьбы героя также предстает в свете мещанского, пошлого, будничного существования. И все же Нушич любил людей. Он смеялся над их слабостями и недостатками, желая помочь им обрести силу и мужество. Он метко, беспощадно бичевал то, что достойно обличения и осуждения во имя разума и справедливости, во имя жизни свободной, благородной, радостной. Он учил идти по жизни с улыбкой. И эту любовь Нушича к людям, веру в нравственное начало человека, в его счастье великолепно передает в своей композиции Сергей Балашов. А. Дубинская |
13 1 | М40—42049-52 (2 пластинки) 1979 |
13 1 | М40—42049-52 (2 пластинки) 1979 |
5 1 | М50-40011-2 1977 |
5 1 | М50-40011-2 1977 |
| АОЛЗ. ГОСТ 73 |
6 | М40-40945-6 1978 |
| «Я теперь писатель всеми силами своей души и пишу и обдумываю, как я еще никогда не писал», — признавался Л. Н. Толстой осенью 1863 года в одном из писем, относящихся к началу работы над романом «Война и мир». Первоначальный замысел был иным: задумывался роман о судьба декабриста, возвращающегося из Сибири стариком и «примеряющего свой строгий и несколько идеальный взгляд к новой России». Дальнейшее развитие этого замысла и определило контуры будущего великого романа об Отечественной войне русского народа с наполеоновским нашествием, эпохе подъема национального самосознания, формирования в дворянской среде идей декабризма. «Я старался писать историю народа», — указал Толстой в одной из редакций. А через несколько лет после появления в печати первого тома он рассказал и о том, как зрел и оформлялся замысел «Войны и мира»: «Невольно от настоящего (имеется в виду роман «Декабристы», действие которого происходит в 1856 году — М. Б.) я перешел к 1825 году, эпохе заблуждений и несчастий моего героя, и оставил начатое. Но и в 1825 году мой герой был уже возмужалым, семейным человеком. Чтобы понять его, мне нужно было перенестись к его молодости, и молодость его совпала со славной для России эпохой 1812 года. Я другой раз бросил начатое и стал писать со времени 1812 года, которого еще запах и звук слышны и милы нам... Между теми полуисторическими, полуобщественными, полувымышленными великими характерами и лицами великой эпохи личность моего героя отступила на задний план, а на первый план стали, с равным интересом для меня, и молодые, и старые люди, и мужчины, и женщины того времени. В третий раз я вернулся назад по чувству, которое может быть, покажется странным... Мне совестно было писать о нашем торжестве в борьбе с бонапартистской Францией, не описав наших неудач и нашего срама... Ежели причина нашего торжества была не случайна, но лежала в сущности характера русского народа и войска, то характер этот должен был выразиться еще ярче в эпоху неудач и поражений». Именно о народе, о «мысли народной», «о народном духе» думал писатель, создавая на протяжении почти семи лет (1863 — 1869) великую эпопею, охватывающую события пятнадцати лет и содержащую около шестисот действующих лиц, вновь и вновь переписывая, переде-лывая, отбрасывая варианты. Размышление над истинной причиной победы народа и войска в освободительной войне с завоевателями вылилось в раздумья над «судьбой народной, судьбой человеческой» (А. С. Пушкин), над ролью личности а историческом процессе, соотношением человек - общество, война — мир... Значительная часть критиков 60-х годов отнеслась к издававшемуся том за томом великому произведению Толстого как к великолепно написанной семейной хронике трех старинных русских дворянских фамилий (Ростовы, Болконские, Безуховы), оттененной историческими событиями начала прошлого века. Хотя почти сразу было ясно, что рождается произведение, равного которому по художественной мощи еще не знала мировая литература. Писатель, по его собственным словам, вовсе не собирался создавать канонический роман — «с завязкой, постепенно усложняющимся интересом и счастливой или несчастливой развязкой, с которой уничтожается интерес повествования». Все эти условные признаки романа были отвергнуты. Ни событийные связи — рождения, браки и смерти героев, ни обязательность частого появления любого из персонажей, ни переплетение судеб опять-таки «романтическим» способом, — ни один из этих апробированных, расчи-танных на бесспорный читательский успех избитых приемов так и не был использован автором «Войны и мира». Среди «полуисторических», «полувымышленных» персонажей Толстого, детально разработанных, обладающих поразительной психологической и исторической, социальной и типологической убедительностью, выделяется образ старого князя, генерала — аншефа екатерининских времен Николая Андреевича Болконского. Образ до такой степени пронзительно достоверный, что даже беглое упоминание его имени заставляет читателя сразу, во всей неповторимости индивидуальных черт увидеть его во плоти. Удивительное, непостижимое искусство Толстого — психолога, знатока человеческой души, живописца, историка, ваятеля — сказалось в характеристике каждого из действующих лиц романа. В ювелирной, графически краткой, пластически и живописно изощренной работе над образом старика Болконского его мастерство вершинно. Здесь главное не в тщательнейшей, поистине кружевной прорисовке контуров. Писатель наполнил эти контуры такой живой, полнокровной сутью, что, с восхищением впитывая каждую из деталей портрета, читатель вместе с тем постигает и философское звучание общего. В характере старого князя Болконского Толстой воплотил человеческую незаурядность, «чудацкое» своеобразие, индивидуальность вне рамок среды, общества, приличий и обычаев. Портрет этот написан как бы в несколько слоев. В нем соединены особенности разной живописной техники: акварельно-притушенной и ярко-темперной; здесь и блики светотени, и густые, тяжелые удары-мазки... Внимательно всматриваясь, мы различаем следы времени, эпохи, склада личности. Мы видим вельможу екатерининских времен, в седом пудреном парике, парадном камзоле, с тяжелой тростью в сухой, изящной руке, принимающего гостей со старомодной торжественностью. Через этот образ просвечивает ушедший XVIII век — век Екатерины и Пугачева, Потемкина и Державина, Суворова и Радищева. Век европейской образованности и дикого крепостничества, политеса и произвола, роскоши и первобытной нищеты. «Старинность» и в облике, и в укладе жизни. Портрет живет своей, особенной жизнью. Мы постигаем, что такое старость. Это еще один портрет — писанный углем на суровом полотне, сплошь состоящий из пунктирно-разорванных линий. На протяжении нескольких лет старый князь превращается в настоящего старика, он «выживается» весь, без остатка. И когда ему уже не для чего и нечем становится жить — он умирает... Главы из романа Л. Н. Толстого «Война и мир» читает народный артист СССР Анатолий Кторов. В свое время он замечательно сыграл старого князя в известном фильме — киноэпопее С. Бондарчука. Основные черты удавшегося образа — сухость и насмешливость, старинный склад несгибаемого характера, категоричность суждений и тонкий, глубокий ум — предстанут перед нами на портрете, создаваемом искусством артиста. В его исполнении воплощена индивидуальная исключительность натуры одного из самых ярких толстовских персонажей. Слушая чтение Кторова, мы окончательно убеждаемся а том, что именно такой человек мог быть отцом князя Андрея с его умом и волей, насмешливостью и нежностью, с его суровой закрытостью и горячей нервностью. И отцом княжны Марьи — с ее органическим неприятием суеты, житейской расчетливости, с ее самоотверженностью, глубиной и возвышенностью духовных устремлений. М. Бабаева |
5 2 | М40 46603 004 1985 |
5 2 | М40 46603 004 1985 |
4 | М40—42479-80 1980 |
4 | М40—42479-80 1980 |
14 1 | Д 029981-90 (5 пл.) 1971 |
| А. ПУШКИН ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН РОМАН В СТИХАХ Читает Яков Смоленский Звукорежиссер В. Власьев Много сокровенных красот, бездна художественных наслаждений, психологических глубин выяснится перед той культурой, которая будет культурой звучащего слова. А. Луначарский Заслуженный артист РСФСР Яков Михайлович Смоленский — один из наиболее интересных и значительных современных чтецов. Для его исполнительской манеры характерны сдержанность, внутренняя собранность, несуетливость, тонкая музыкальность, которая раскрывается как в стихах, так и в прозе, обостренное чувство ритма. Смоленский — художник, чуждый подчеркнутой эмоциональности. «Одухотворенный рационализм» — определение, которое, пожалуй, наиболее точно характеризует его искусство. Если говорить о преемственности традиций, то справедливо отметить, что в поэзии Смоленский где-то приближается к яхонтовской пластичности стиха, к его ритмической точности и музыкальности. Есть общность и в так называемой «интонационной нераскрашенности», в сочетании возвышенной, подчеркнуто «вокальной» интонации и легкой, разговорной. Чувство фразировки и точные паузы, свидетельствующие о прекрасном слухе на стихи, также сближают этих мастеров. Репертуар артиста разнообразен, сфера интересов широка. Смоленского привлекает гражданственность лирики Маяковского («Облако в штанах», циклы стихов «По городам Союза» и «По городам и дорогам мира»). Его волнуют проблемы творчества, взаимодействия искусства и жизни (Паустовский — «Золотая роза»). Война, ее влияние на судьбы людей, их любовь, дружбу нашли свое отражение в «Трех товарищах» Ремарка. Напряженными философскими размышлениями проникнут «Маленький принц». Вместе с Антуаном де Сент Экзюпери артист размышляет о долге, о верности и о том, как важно быть в ответе за все, что любишь. В программе «Шекспир. Ронсар. Гейне. Бёрнс» Смоленский как бы набрасывает лирические портреты величайших поэтов Запада. На контрастном сопоставлении голосов выдающихся поэтов нашей страны стремится дать широкую картину советской поэзии. В его программах — Твардовский, Маршак, Заболоцкий, Луговской, Расул Гамзатов, Кайсын Кулиев, Давид Самойлов и многие другие. В постоянном обращении к поэзии современников сказывается стремление артиста выразить в звучащем слове пульс времени, уловить его ритм, его голос. Да и в литературе ушедших лет он ищет прежде всего то, что волнует нас сегодня, отражает современность. Каждый поэтический голос точно услышан, бережно передан Смоленским. Веря в силу поэтического слова, он относится к нему бережно и уважительно. В его точном исполнении стихи — это концентрированное выражение чувства и мысли — покоряют своею глубиной и красотой звучания. Известно, что свойство подлинного художника — заставлять в привычном видеть неведомое, поражать нас открытием. Одно из таких открытий ожидает слушателей программы «Евгений Онегин» Пушкина. Эта работа — этапная для Смоленского, она прошла через всю творческую жизнь артиста, «определила во многом» (по собственному свидетельству мастера) все его «творческое существование». Программа задумана давно. Около двадцати лет назад, была кропотливо подготовлена и вынесена на суд публики композиция по роману в стихах «Евгений Онегин». С тех пор она прочитана более трехсот раз при неизменном интересе слушателей. «Евгений Онегин» на литературной эстраде имеет некоторую историю. Фрагменты из романа давно и с успехом исполняли А. Шварц, Д. Журавлев, В. Аксенов. Прекрасная уникальная страница вписана в исполнение «Онегина» Владимиром Яхонтовым. Он первый прочитал в 1936 году полного «Онегина», исполняя программу два вечера кряду. В последние годы с эстрады звучат главы в исполнении С. Юрского. Силами нескольких артистов был прочитан полный текст «Евгения Онегина» по телевидению. Уже из этого краткого перечня видно, что интерес к звучащему «Онегину» существует давно, а в последнее время особенно усилился. Видимо, все ощутимее с годами немеркнущая современность этого романа. Уже полтора столетия миру известно, что «Евгений Онегин» — произведение неисчерпаемое. «Энциклопедия русской жизни?» — Несомненно. Роман в стихах, где в острых сюжетных ситуациях переплетаются судьбы людей, где разнообразны и глубоки характеры главных героев и так точно и ёмко очерчены характеры второстепенные? — Бесспорно. Историческое полотно, где социальные определения ярки, остры и метки, а порою своей глубиной не уступают социальному исследованию? — Конечно. Произведение, где главный герой так сложен, так неповторим, ибо это — сам автор, автор, который за время создания романа успел прожить гораздо более длинную и не менее сложную жизнь, чем его герои, разительно взрослеющий и грустнеющий у нас на глазах... Роман, где сочен жанр и неистощима лирика, где точны зарисовки русского быта и радующе знакомы милые сердцу картины русской природы... Где так ощутима трагедия несостоявшихся судеб, где рука об руку проходят смерть и жизнь. Это и многое-многое другое, переплетенное, как в сложной фуге, инструментованное, как в симфонии, заключено в «Онегине». И всю эту неисчерпаемость тем, оттенков, переходов из одного состояния в другое, из одного душевного строя в другой, все грани юмора и сатиры, драмы и трагедии, философские и лирические размышления, исповеди и афоризмы должен раскрыть нам один человек. Возможно ли это? «Искусство... — напряженная битва за совершенство», — говорил Стефан Цвейг. В этой битве «нет конца, а есть одно непрерывное вечное начало». Это, несомненно, относится и к искусству исполнительскому. А значит, и к звучащему «Онегину». Или, тем более, к «Онегину». Последние годы Смоленский работает над воплощением полного «Евгения Онегина». Роману должны быть посвящены три вечера. Работу консультирует бессменный режиссер программы С. В. Шервинский, выдающийся литературовед, пушкинист, поэт и переводчик. У каждого читателя — свой Пушкин. И артистам часто приходится вступать в спор с трактовкой слушающего, а потом уже открывать ему что-то новое. В Пушкине Смоленского нет юношеской легкости и горячности. Это — зрелый, сдержанный человек, наблюдательный, чуть ироничный. Пластично и точно звучат стихи. В его исполнении покоряет законченность, полнота звучания, объемность, «взвешенность» всей строфы в целом. Все, что накоплено в творческом активе исполнителя: богатство красок, контрастных тем, настроений, — всего этого потребовала программа «Евгений Онегин». Как удивительно лиричен и чудно странен сон Татьяны. Как сочен, ярок съезд гостей. И при этом исполнитель почти не пользуется жанровыми красками. Это лишь легкий сатирический показ, а главное — все время иронический умный глаз на происходящее. А как напряженна в своем сдержанном драматизме сцена выезда Татьяны в свет, где она встречает «толстого генерала»... (олицетворение неизбежного!). На этом кончается ее жизнь, которой так грустно и трепетно заинтересован на протяжении романа исполнитель. Можно было бы привести много примеров глубокого проникновения в текст, неожиданных его поворотов. Но не будем предрешать впечатления. Может быть, не для всех это откроется именно так. Каждый слышит, как и видит, в чем-то по-своему. В этом сила искусства. Одно несомненно: слушателям «Евгения Онегина» в исполнении Смоленского предстоит встреча с серьезным и значительным произведением звучащей литературы. С умным, интересным собеседником, очень современным в своей реакции на события, в их исторической оценке, эмоциональной окраске. О. М. Итина |
3 | М40—38453-54 1976 |
| Мистраль. В маленькой прекрасной стране Прованс это имя священно. Мистраль — это ветер, постоянно налетающий на благодатные долины и пашни Прованса с гор — Альпий; он то и дал имя замечательному поэту, вернувшему провансальскому народу его родной язык — лангедок, на многие годы порабощенный французским языком. Для Прованса Мистраль так же дорог, как для Украины — Шевченко. Фредерик Мистраль родился в 1830 году в крестьянской семье, в местечке Майан, в районе Арля. Отец его мечтал, чтоб сын, получив юридическое образование в Авиньоне и Эксе, вернулся в Майан юристом. Но вышло иначе; после внезапной смерти отца, закончив университет, Фредерик сменил тогу юриста на куртку и гетры фермера и начал хозяйничать в полях. Среди прекрасной природы, близ извечной красоты Средиземного моря он неожиданно обнаружил в себе страстное желание писать стихи. Так в крестьянской семье родился большой поэт, ставший классиком в Южной Франции. Мистраль писал на провансальском языке, время его ознаменовалось тем, что группа южных поэтов во главе с Руманийем и Обанелем основала общество Фелибров, борющихся за чистый лангедок и отвоевавших для Прованса право изучения провансальского языка в школах, публикаций книг и газет на лангедоке. Мистраль вступил в эту группу и стал создателем обширного исследовательского провансальского французского словаря. Творчество Мистраля целиком посвящено родине. Он воспевал свой народ и увековечил в своих произведениях предания и песни Прованса. Мне выпала честь впервые перевести не русский язык лучшую поэму Мистраля - «Мирен», посвященную извечной теме трагедии Ромео и Джульетты. Дочь богатого фермера Мирей полюбила бедного корзинщика Винсента, родители были против их союза, поэма кончается смертью обоих влюбленных. Трагедия происходит на фоне жизни и быта провансальских пахарей, рыбаков и пастухов. Вся она построена на народных легендах, песнях и сказках. В 1972 году перевод поэмы, иллюстрированный художником Александром Адабашьяном и переписанный от руки, как оригинальный манускрипт был преподнесен арлезианскому музею имени Мистраля, на торжественной церемонии, открытой академиком Андре Шамсоном, председателем существующего и поныне общества Фелибров. Сейчас поэма «Мирей» в моем переводе готовится к печати издательством «Художественная литература». Литературная композиция, которую составил и читает народный артист РСФСР Сурен Кочарян, ярко передает дух поэмы Мистраля. Наталья Кончаловская Заслуженный деятель искусств РСФСР. |
9 2 | Д 17531-2 1966 |
9 2 | Д 17531-2 1966 |
9 | Д-033579-80, М40-35683-4 1974 |
9 | Д-033579-80, М40-35683-4 1974 |
15 | С40-14703-4 1980, дата записи: 1980  |
15 | С40-14703-4 1980, дата записи: 1980 |
| АОЛЗ, ГОСТ 80 |
15 | С40-14703-4 1980, дата записи: 1980 |
| Книга Рабле... Удивительная, единственная, ни на что другое не похожая. Книга-мир, книга-космос, книга – универсальная энциклопедия целого громадного периода истории человечества: созданная в эпоху Возрождения, она вобрала в себя нажитое им за две тысячи лет. Имя Франсуа Рабле стоит для нас рядом с именами тех, кого мы зовем нашими великими спутниками: рядом с именами Гомера и Сервантеса, Данте и Шекспира; он гордость своей родины, прекрасной Франции, он гордость всего рода людского на все времена. В 1978 году широко отмечалось 425-летие со дня его кончины, а книга Рабле живет, не забывается, находит читателей в новых и новых поколениях. И это так, потому что она вобрала в себя полынь и мед народного опыта, за которым – многие столетия, всю истинную мудрость античного и средневекового мира. В ней вершит свой прекрасный труд познания и размышления отточенный интеллект ученого, в ней бьется неизбывная, солнечная, радостная любовь великого гуманиста к жизни, к человеку. Библиотека, посвященная изучению личности и творчества этого удивительного писателя, огромна, и нам радостно, что одно из самых почетных мест в ней занимает монография выдающегося советского ученого, философа и литературоведа Михаила Михайловича Бахтина. Она называется «Творчество Франсуа Рабле», и после ее выхода в свет в 1965 году интерес к Рабле в нашей стране возрос необычайно. А разве не стал радостным событием всей нашей культуры выход в свет нового перевода книги о Гаргантюа и Пантагрюэле, сделанного Николаем Любимовым; Любимов совершил настоящий творческий подвиг, научив Раблe говорить по-русски: книга эта невероятно сложна – французский язык пятнадцатого века под пером Рабле кипит, дышит, переливается тысячами самых удивительных оттенков. Нет предела изобретательности писателя в определениях, нет предела его смелости в соленых шутках, в хохочущих пародиях. Рабле играет словом, распоряжается им с поражающей свободой гения, и Любимов в своем переводе сумел это передать, как никто до него. Больше чем четыре века отделяют нас от времени, когда жил и писал Франсуа Рабле, но книга его, вся пропитанная солью своей эпохи, не устарела и не устареет никогда, пока люди будут рождаться и умирать, познавать природу и самих себя, радоваться добру, изобилию, здоровью, мирному небу, – пока они будут смеяться над глупостью, над ханжеством корыстных и елейных церковников, над высокомерным занудством лжеученых, над трусостью, глупостью, жадностью. И вот – еще одно примечательное событие, впрямую связанное с нашим неугасающим интересом к Рабле: Центральное телевидение предоставило экран артисту МХАТа Александру Калягину, чтобы тот сыграл свой моноспектакль, посвященный сыну Гаргантюа, прославленному Пантагрюэлю – «в его доподлинном виде, со всеми его ужасающими деяниями и подвигами, сочинение покойного магистра Алькофрибаса Назье» – как озаглавил эту книгу своего романа, состоящего из нескольких книг, его автор, насмешливо спрятавшийся за псевдонимом, составленным им из букв собственного имени и фамилии... Смелость Калягина достойна уважения. Едва ли не впервые артист отважился читать и играть самого Рабле! Отважился – и добился успеха. Успеха в главном: Рабле здесь живой, увлекательный. Пусть это лишь малая чаша, зачерпнутая из океана, но в ней состав великого целого, его вкус, его запах, его шум... У Калягина на редкость подходящая для избранного им произведения внешность – он крупен, полноват молодой здоровой полнотой, у него какое-то несовременное в своей округлой правильности и мягкости лицо, крупный лоб, ясные, полные ума и юмора глаза. Весь «физический аппарат» актера, спокойная пластика его массивной, но такой легкой в движениях фигуры идут на пользу делу: было бы как-то странно и нелепо, если бы за воплощение мира раблезианских образов взялся бы актер астенично худощавый, нервически беспокойный... Калягин живет в «воздухе» романа со вкусом, с аппетитом, но в то же время с тем самым чувством меры, которое здесь, увлекшись, было бы даже простительно потерять. Он один исполняет множество ролей – роль от автора и Пантагрюэля, Панурга, брата Жана, двух сутяг с примечательными фамилиями Лижизад и Пейвино, философа-софиста и даже одну даму, королеву по имени Квинтэссенция. Кроме того, он читает удачно с толком и тактом включенные сюда стихи Франсуа Вийона, Старшего и родного по духу брата Рабле, и поет песни на его же текст. Пусть специалисты, историки французской литературы скажут сове слово, прав был Калягин или не прав, выбирая из необозримой громады романа то, что он выбрал: хотя, впрочем, тут нет и не может быть рецептов, тут каждый имеет полную возможность взять свое, и сколько бы и сколькие бы тут ни брали, еще на добрую сотню останется. Конечно, необъятного объять нельзя – а роман Рабле истинно необъятен, но в монтаже, каким его исполняет Калягин, при его достоинствах все-таки определенно недостает истинно что раблезианского (а оно давно стало понятием нарицательным) – этого сокрушительного напора, этого оглушительного изобилия перечислений, этого опьяняющего, радостно кружащего голову масштаба – будь то пространство, время, размер, число, количество, множественность отличий и свойств вещей. У Калягина очень хорошая речевая техника: к примеру, с каким подлинным блеском он воспроизводит умозрительнейшую абракадабру юридического спора двух сутяг и судейскую речь Пантагрюэля, мудро выносящего столь же бессмысленное, сколь и убедительное решение тяжбы! А как он превосходно проигрывает краткий фрагмент из знаменитого «вопрошания Пенурга» жениться тому или нет. Александр Калягин читает и играет удивительных героев Рабле, стараясь всемерно приблизить их к слушателю, и он знает, что дело это не простое, потому что та образная система, в которой творил великий писатель, конечно же нуждается в том, чтобы ее освоили сегодня, сделав ясной, понятной, доходчивой. Он подает слово Рабле выпукло, осмысленно, тонко окрашенно. Артист проявил и вкус, и меру, когда принял для своего спектакля огромный, не заставленный павильон, когда ограничился в реквизите книгой и шутовским колпаком, креслом и старинными весами с чашками. Но куда важнее, что спектакль словесно удачно обрамляется авторскими обращениями Рабле, вещими его словами о том, что «смех есть свойство человека» Вера Шитова АОЛЗГ. Зак. 247—О—10 000 |
15 | С40-14703-4 1980, дата записи: 1980 |
