1 день
О сайте
6 | М40-40945-6 1978 |
melodist / 2014-02-19 01:16:05 / Редакция № 2: 2016-03-07 22:00:41
| т. 1, часть I, главы 22 и 25; т. III, часть II, глава 8 Читает А. Кторов |
melodist / 2014-02-19 01:16:05 / Редакция № 2: 2015-06-04 17:56:54
| «Я теперь писатель всеми силами своей души и пишу и обдумываю, как я еще никогда не писал», — признавался Л. Н. Толстой осенью 1863 года в одном из писем, относящихся к началу работы над романом «Война и мир». Первоначальный замысел был иным: задумывался роман о судьба декабриста, возвращающегося из Сибири стариком и «примеряющего свой строгий и несколько идеальный взгляд к новой России». Дальнейшее развитие этого замысла и определило контуры будущего великого романа об Отечественной войне русского народа с наполеоновским нашествием, эпохе подъема национального самосознания, формирования в дворянской среде идей декабризма. «Я старался писать историю народа», — указал Толстой в одной из редакций. А через несколько лет после появления в печати первого тома он рассказал и о том, как зрел и оформлялся замысел «Войны и мира»: «Невольно от настоящего (имеется в виду роман «Декабристы», действие которого происходит в 1856 году — М. Б.) я перешел к 1825 году, эпохе заблуждений и несчастий моего героя, и оставил начатое. Но и в 1825 году мой герой был уже возмужалым, семейным человеком. Чтобы понять его, мне нужно было перенестись к его молодости, и молодость его совпала со славной для России эпохой 1812 года. Я другой раз бросил начатое и стал писать со времени 1812 года, которого еще запах и звук слышны и милы нам... Между теми полуисторическими, полуобщественными, полувымышленными великими характерами и лицами великой эпохи личность моего героя отступила на задний план, а на первый план стали, с равным интересом для меня, и молодые, и старые люди, и мужчины, и женщины того времени. В третий раз я вернулся назад по чувству, которое может быть, покажется странным... Мне совестно было писать о нашем торжестве в борьбе с бонапартистской Францией, не описав наших неудач и нашего срама... Ежели причина нашего торжества была не случайна, но лежала в сущности характера русского народа и войска, то характер этот должен был выразиться еще ярче в эпоху неудач и поражений». Именно о народе, о «мысли народной», «о народном духе» думал писатель, создавая на протяжении почти семи лет (1863 — 1869) великую эпопею, охватывающую события пятнадцати лет и содержащую около шестисот действующих лиц, вновь и вновь переписывая, переде-лывая, отбрасывая варианты. Размышление над истинной причиной победы народа и войска в освободительной войне с завоевателями вылилось в раздумья над «судьбой народной, судьбой человеческой» (А. С. Пушкин), над ролью личности а историческом процессе, соотношением человек - общество, война — мир... Значительная часть критиков 60-х годов отнеслась к издававшемуся том за томом великому произведению Толстого как к великолепно написанной семейной хронике трех старинных русских дворянских фамилий (Ростовы, Болконские, Безуховы), оттененной историческими событиями начала прошлого века. Хотя почти сразу было ясно, что рождается произведение, равного которому по художественной мощи еще не знала мировая литература. Писатель, по его собственным словам, вовсе не собирался создавать канонический роман — «с завязкой, постепенно усложняющимся интересом и счастливой или несчастливой развязкой, с которой уничтожается интерес повествования». Все эти условные признаки романа были отвергнуты. Ни событийные связи — рождения, браки и смерти героев, ни обязательность частого появления любого из персонажей, ни переплетение судеб опять-таки «романтическим» способом, — ни один из этих апробированных, расчи-танных на бесспорный читательский успех избитых приемов так и не был использован автором «Войны и мира». Среди «полуисторических», «полувымышленных» персонажей Толстого, детально разработанных, обладающих поразительной психологической и исторической, социальной и типологической убедительностью, выделяется образ старого князя, генерала — аншефа екатерининских времен Николая Андреевича Болконского. Образ до такой степени пронзительно достоверный, что даже беглое упоминание его имени заставляет читателя сразу, во всей неповторимости индивидуальных черт увидеть его во плоти. Удивительное, непостижимое искусство Толстого — психолога, знатока человеческой души, живописца, историка, ваятеля — сказалось в характеристике каждого из действующих лиц романа. В ювелирной, графически краткой, пластически и живописно изощренной работе над образом старика Болконского его мастерство вершинно. Здесь главное не в тщательнейшей, поистине кружевной прорисовке контуров. Писатель наполнил эти контуры такой живой, полнокровной сутью, что, с восхищением впитывая каждую из деталей портрета, читатель вместе с тем постигает и философское звучание общего. В характере старого князя Болконского Толстой воплотил человеческую незаурядность, «чудацкое» своеобразие, индивидуальность вне рамок среды, общества, приличий и обычаев. Портрет этот написан как бы в несколько слоев. В нем соединены особенности разной живописной техники: акварельно-притушенной и ярко-темперной; здесь и блики светотени, и густые, тяжелые удары-мазки... Внимательно всматриваясь, мы различаем следы времени, эпохи, склада личности. Мы видим вельможу екатерининских времен, в седом пудреном парике, парадном камзоле, с тяжелой тростью в сухой, изящной руке, принимающего гостей со старомодной торжественностью. Через этот образ просвечивает ушедший XVIII век — век Екатерины и Пугачева, Потемкина и Державина, Суворова и Радищева. Век европейской образованности и дикого крепостничества, политеса и произвола, роскоши и первобытной нищеты. «Старинность» и в облике, и в укладе жизни. Портрет живет своей, особенной жизнью. Мы постигаем, что такое старость. Это еще один портрет — писанный углем на суровом полотне, сплошь состоящий из пунктирно-разорванных линий. На протяжении нескольких лет старый князь превращается в настоящего старика, он «выживается» весь, без остатка. И когда ему уже не для чего и нечем становится жить — он умирает... Главы из романа Л. Н. Толстого «Война и мир» читает народный артист СССР Анатолий Кторов. В свое время он замечательно сыграл старого князя в известном фильме — киноэпопее С. Бондарчука. Основные черты удавшегося образа — сухость и насмешливость, старинный склад несгибаемого характера, категоричность суждений и тонкий, глубокий ум — предстанут перед нами на портрете, создаваемом искусством артиста. В его исполнении воплощена индивидуальная исключительность натуры одного из самых ярких толстовских персонажей. Слушая чтение Кторова, мы окончательно убеждаемся а том, что именно такой человек мог быть отцом князя Андрея с его умом и волей, насмешливостью и нежностью, с его суровой закрытостью и горячей нервностью. И отцом княжны Марьи — с ее органическим неприятием суеты, житейской расчетливости, с ее самоотверженностью, глубиной и возвышенностью духовных устремлений. М. Бабаева |
Оледжио / 2015-08-10 01:47:54 / Редакция № 1: 2015-08-10 02:30:00
