ЛЗГ

В каких только условиях не делались эти записи: в гулких студенческих аудиториях ив маленьких речевых студиях радиокомитета (потому что, кто же в те годы выделял для самодеятельных авторов с гитарами солидные музыкальные?.,), в набитых битком комнатах коммунальных— большей частью тогда еще-—квартир и на лесных полянах, где единственным освещением служило колеблющееся неровное пламя костра...
Записывались песни на неподъемные бытовые «Тембры» и «Яузы» — последнее к тому времени слово отечественной техники — или, в-лучшем случае, на «Тонваген» —- маленький тупорылый автобусик, до предела утыканный звукозаписывающей аппаратурой. Обвитые множеством разнокалиберных проводов, обвешанные микрофонами, будто виноградными гроздьями, стойки регулярно валились на пол — в самые патетические и неподходящие моменты. И потому микрофоны хрипели все до единого... О «стерео», правда, уже читали, в основном, в иностранных журналах, но что это такое в реальности, представляли с трудом. И все же, все же, все же...
Есть в этих записях, пусть и не лучшего качества, нечто особое и, пожалуй, бесценное. Живет в них дух тех шестидесятых, исполненных надежд, бескорыстного романтизма, удивления перед миром и собой в этом мире, перед неизмеримостью и неоднозначностью человеческой личности, значимость которой почувствовалась вдруг неожиданно, а потому необычно свежо и остро.
Иные критики, не баловавшие тогда вниманием и теплым словом «всю эту гитарную самодеятельность», утверждают ныне, вздыхая, что именно тогда-то, оказывается, и протекал золотой век бардовской песни. Что же, может быть, в их словах и содержится доля правды, хотя ведь каждое время обязательно рождает что-то свое, не всегда поддающееся адекватному сравнению. Но в любом случае — перед вами документ. А всякий подлинный документ, как бы ни пожелтела бумага или ни стерлась пленка, способен рассказать о своем времени то, что не способны передать никакие позднейшие интерпретации, на каком бы высоком уровне они ни были сделаны. Потому что любые интерпретации и пересказы будут нести отпечаток своего, уже иного времени. И как ни прекрасны, к примеру, «Ау» и «Звенигород» в исполнении ансамбля «Скай», как ни старались его участники (и спасибо им за это огромное) бережно перенести в семидесятые хрупкий вокал знаменитого биофаковского ансамбля МГУ двадцатилетней давности, увы, в пятидесятые годы мы с их помощью все же не попадем. Тем значимее представляются пусть и не столь уж великолепно технически звучащие, но именно оттуда, из тех лет несущиеся к нам светлые и бесконечно искренние голоса тех, кто стоял у истоков одного из самых оригинальных и своеобразных явлений современной отечественной культуры — самодеятельной авторской песни.
Валерий Гладилин