Есть в истории национальной культуры явления, которые, впитав живительные соки родной земли, вырастают подобно могучему древу и сами становятся ее олицетворением. К таким явлениям по праву принадлежит творчество Сергея Васильевича Рахманинова. Гениальный пианист, композитор и дирижер, он всей своей сутью связан с русской культурой. Достаточно нескольких тактов его музыки, чтобы безошибочно определить их родословную. «Я — русский композитор, и моя родина наложила отпечаток на мой характер и взгляды, — писал он. — Моя музыка это плод моего характера, и потому это русская музыка...» Произведения Рахманинова звучат сегодня на всех континентах. Широко известны его симфонии и фортепианные концерты, прелюдии и романсы, сонаты, оперы и вокально-симфонические полотна.
Но есть еще в обширном пространстве его музыки места заповедные. Как девственные леса и чистые водоемы, ждут они своего часа. Ждут, когда не ради суетного интереса, но для утоления жажды духовной откроется людям их жизненная сила, придет понимание их истинного, высокого смысла. Так ждала своего часа и его «Литургия Иоанна Златоуста».
Сегодня, когда пробуждается сыновнее «охранительное чувство к святыням своего народа» (В. Распутин), приходит и жизненно важная потребность обращения к непреходящим ценностям национальной художественной культуры, понимание того, что «в произведениях гуманистических, человечных в высшем смысле этого слова культура не знает старения» (Д. С. Лихачев). Не знает старения и открывающаяся сегодня заново «Литургия» С. В. Рахманинова.
Создавалась она летом 1910 года (к этому времени Рахманинов уже был автором трех фортепианных концертов, трех опер и двух симфоний). «Я кончил только Литургию, — сообщал он 31 июля своему другу. — Об Литургии я давно думал и давно к ней стремился. Принялся за нее как-то нечаянно и сразу увлекся. А потом очень скоро кончил. Давно не писал... ничего с таким удовольствием». Из писем же Рахманинова к композитору А. Д. Кастальскому, авторитету в области русской церковной музыки, узнаём, сколь сложен был путь к этому свершению, сколь ясно понимание ответственности и серьезности поставленной задачи.
Заключалась она в том, чтобы, опираясь на опыт и достижения композиторов, исследователей и исполнителей — П. И. Чайковского, С. И. Танеева, А. Т. Гречанинова, А. Д. Кастальского, С. В. Смоленского, Московского Синодального хора, — дать новую жизнь истинно национальным, традиционным хоровым жанрам русской духовной музыки и противопоставить их бездуховности и дисгармонии нарождавшегося модернизма.
Изначально «Литургия» (обедня) — главное христианское богослужение, «сердце православной церкви» (аналог католической мессы). Песнопения — важная составная часть обряда — включены в храмовый синтез искусств и не мыслятся отдельно от него. Некоторые из работавших в данной области авторов ориентировались именно на эту предназначенность музыки и, учитывая скромные возможности церковных хоров, лишь расцвечивали, гармонизовали знаменные распевы.
Но «Литургия Иоанна Златоуста» (соч. 31) создавалась Рахманиновым как монументальное, целостное и самостоятельное, рассчитанное на высокопрофессиональное исполнение концертное сочинение. По существу, это уже не сама «Литургия», но ее обобщенный музыкально-поэтический образ. Отсюда и иные, нежели у авторов церковных сочинений, творческие задачи.
Более выпуклым, ярким и самостоятельным становится каждый музыкальный образ. Усиливается контраст между частями. Одновременно возникает необходимость собственно музыкальном, симфоническом развитии объединении материала. Отсюда — тональная логик цикла, модулирующие связи между частями, тематические реминисценции. Иной у Рахманинова и сам мелодизм. В «Литургии» (в отличие от написанного вскоре «Всенощного бдения») композитор практически не использует подлинные распевы, а, свободно претворяя разнообразные жанровые интонации народного профессионального музыкального искусства, создав впечатляющий образ древнего культового пения. Его «Литургия» как бы вбирает в себя и «изображает» во многосоставную, многоцветную и многоликую картин обряда. В отдельных частях рельефно проступают черты хоровой псалмодии, антифона, речитатива, возникающего в отдалении и разрастающегося колокольного звона эпических и лирических жанров народной музыки — колыбельных, величаний, сказов, былин, кантов, которые исторически сопутствовали и вплетались в интонационную канву «Литургии». Так у Рахманинова «народился напевно-полифонический стиль, в котором богатейшее мелодическое наследие прошлого дало пышные всходы (Б. Асафьев).
Композиция «Литургии Иоанна Златоуста» напоминает громадный сверкающий алтарь: грандиозное целое складывается из законченных, подобных филигранно выделанным клеймам, фрагментов. Эпическая масштабное допускает и даже предполагает лирическую наполненность детали, когда каждая отдельная часть рельефно высвечивает целое, а мелодически насыщенный, певучий голос вплетает свою неповторимую краску в сверкающую ткань изысканной, мастерски «оркестрованной» хоровой партитуры.
Каждая часть выдержана преимущественно в одно настроении. Его тончайшие оттенки, градации обнаруживают лишь еле заметные переливы гармоний, вариантность мелодического плетения голосов и новые прихотливо ветвящиеся подголоски. Контрасты возникай между частями: образы глубокого сосредоточения мы ли и чувств соседствуют с торжественным величание и богатырским шествием, умиротворенность счастливо! материнства и образ сияющего, тихо льющегося света - со страстной мольбой о спасении и величественны перезвоном. Рахманинов услышал и распел свою «Литургию» как звучащую историю народа, как волнующую одухотворенную искренним человеческим чувством, возвышенную философскую эпопею.
«Литургия» впервые прозвучала 25 ноября 1910 го в исполнении Синодального хора под управлением выдающегося русского хорового дирижера Н. М. Данилина. Весной следующего года она исполнялась в Петербурге, где хором Мариинского театра дирижировал сам автор. Сохранилось свидетельство очевидца: «Высокая, стройная, со строгими чертами лица фигура Рахманинова на дирижерском возвышении была выразительна, импозантна и красива, отвечая стилю концерта сосредоточенному настроению зала. Торжественная т шина, глубокое внимание, одухотворенное выражение на лицах слушателей свидетельствовали, что музыка Рахманинова нашла путь к их сердцам...»
Вновь, теперь уже в интерпретации Московского камерного хора под управлением В. Н. Минина она нашла этот путь через несколько десятилетий: 4 февраля 1987 года «Литургия» была исполнена на родине композитора, под сводами новгородского Софийского собора, а несколько позже, 4 апреля — в Большом зале Московской консерватории. Наследник традиций отечественного хорового искусства, тонкий интерпретатор старинной и современной музыки, коллектив под руководством В. К. Минина шел к «Литургии» Рахманинова долгие годы. В процессе своего стремительного творческого становления он открыл многие незаслуженно забытые шедевры отечественной хоровой музыки и дал им новую жизнь. На этом фундаменте и вырастала его интерпретация одного из вершинных творений в истории русской музыки. Трактовка, как и у самого композитора, диктовалась не канонами первичного жанра, но философским, музыкально-эстетическим содержанием сочинения, его концертным исполнением. Как и у Рахманинова, в этой современной интерпретации акцентируется не прошлое ради прошлого, а прошлое как живая часть культурного опыта человечества, как залог развития его исторического и эстетического самосознания, как залог движения в будущее.
А. ТЕВОСЯН

In the history of a national culture one can find phenomena that, having imbibed the invigorating substances of their native soil, grow up like powerful trees and become the land's very symbol. The creative work of Sergei Rachmaninov belongs by right to the phenomena of this kind. A pianist of genius, a composer and conductor, he is related in all essence to the Russian culture. Only a few bars of his music are enough for the listener to trace back its pedigree. "I am a Russian composer, and my motherland has deeply influenced my character and my opinions", he wrote. "My music takes its source from my character, that's why it is Russian music..." Today Rachmaninov's works are being performed throughout the five continents. His symphonies and piano concertos, preludes and romances, sonatas, operas and vocal-symphonic frescoes are known all over the world.
Still, in the vast space of his oeuvre there are some preserved corners, just like virgin forests and clear-watered lakes waiting for their time to come. Waiting for the people, not vainly interested but longing for a quench of spiritual thirst, to discover the work's inner might and true, lofty meaning. The "Liturgy" also had to wait.
In our days when the filial "sense of custody due to the sacred treasures of our nation" (V. Rasputin) evokes fully, we feel the vital need to appeal to the national culture values and understand that "in the works humanistic, humane in the supreme signification of the word the culture never grows old" (Academician D. Likhachyov). The newly discovered Sergei Rachmaninov's "Liturgy" can grow old by no means.
It was being created in the summer of 1910. By that time Rachmaninov had already composed three piano concertos, three operas and two symphonies. "I've just finished my Liturgy", he wrote on July 31st to a friend. "I've really been thinking about the Liturgy for a long time, and it's for a long time I've been feeling drawn to it. I began it rather unexpectedly and got enthralled at once. And it went as quick as lighting. It's been ages since I felt the same pleasure while composing". From the letters addressed to A. Kastalsky, a great authority on Russian ecclesiastical music, we learn though how thorny the path to this accomplishment had been, but how clear the sense of responsibility In the face of the enormous task.
Rachmaninov basing his work upon the experience and the achievements of the composers, researchers and performers — P. Tchaikovsky, S. Taneyev, A. Grechaninov, A. Kastalsky, S. Smolensky, the Moscow Synodal Choir — had to breathe new life into the truly national, traditional choral genres of the Russian sacred music and to oppose them to the un-spirituality and the disharmony of the nascent modernism. But there was one more difficulty.
The Liturgy (Mass) had initially been the main item of the Christian divine service, "the heart of the Orthodox church" (the Catholic mass analog). The chants—a significant components of the rite — are included in the temple synthesis of arts being irrecusably connected with it. Some of the authors working in the field orientated towards this very destination of music and, taking the modest abilities of the church choirs into consideration, only harmonized, made bright znamenny chants.
"Liturgy of St. John Chrysostom" (Op. 31) was being created by Rachmaninov as a monumental, integrate and autonomous concert work meant for a first-class professional performance. In fact, the opus is not the Orthodox Liturgy itself but its generalized musical-and-poetic image. That's why the composer's creative tasks are different from those set for the ecclesiastical music authors.
In separate pieces clearly show though the traits of the choir psalmody, the antiphon, the recitative, the bell chimes arising far away and spreading on, the epic and lyric genres of Russian folk music — the lullabies, the praises of the bride- and the groom-to-be along with the guests (velichaniya), the tales, the bylinas, the chants that had historically accompanied the genre in its development and had imperceptibly entwined in the intonational canvas of the "Liturgy". Thus in Rachmaninov's work " a multisonorous style had been born where the rich melodic heritage of the past had brought vigorous young growth" (B. Asafiev).
The composition of "Liturgy of St. John Chrysostom" resembles a giant sparkling altar: the grandiose whole is formed by the complete and filigreed border scene-like fragments. The epic scale permits and even assumes the lyrical saturation of detail, with every separate part illuminating the whole in relief, and the deeply melodious, lilting voice embroiders its unique line-colour in the glaring cloth of the exquisite and masterly "orchestrated" choir score.
The work consists of twenty parts. Each of them maintains chiefly one mood. Only the barely perceptible harmony play, the variational melodic course and the new supporting voices capriciously branching out reveal the extremely fine shades, the gradations of one mood, the detached immersion in one emotion. As for the contrasts, they arise in fact between the parts: the images of thought-and-feeling deep concentration neighbour upon the solemn praise and the heroic procession, the appeased happiness of motherhood and the image of the shining, tranquilly flowing light — upon the passionate prayer of salvation and the sublime chimes. For Rachmaninov had conceived and embodied his "Liturgy" not as the stiff official and dogmatic form, but as the musical history of the nation, the moving and, inspired by the sincere human feeling, the lofty philosophic epic.
Sergei Rachmaninov's "Liturgy" was performed for the first time on November 25th, 1910, by the Moscow Synodal Choir under the direction of the outstanding Russian choir master N. Danilin. Next spring in Petersburg the Mariinsky Theatre Choir rendered the "Liturgy" with the author himself directing the performance. Here is the opinion of a witness: "The tall, slender figure of the austere-featured Rachmaninov standing there on the conductor's dais was highly expressive, imposing and beautiful, corresponding to the general atmosphere of the concert and the focused emotions of the people present. The
solemn silence, deep attention and exalted faces of the audience proved that Rachmaninov's music had found way to their hearts..."
And recently — now performed by the Moscow Chamber Choir under the direction of V. Minin — it has found the same way more than seventy years later, on February 4th, 1987 in Novgorod, not far from the composer's birth place, under the vaults of the Sophia Cathedral, and some time after, on April 4th, in the Grand Hall of the Moscow Conservatoire. The heir of the centuries-old traditions of Russian choir art, a delicate interpreter of the ancient and contemporary music, the company lead by V. Minin had since long time aspired to perform the "Liturgy". In the course of its ispetuous creative growth the group revealed to the public many undeservedly forgotten chefs-d'oevre of Russian choir music and gave them a new life. The interpretation of Sergei Rachmaninov's "Liturgy", one of the summits in the history of Russian music, was being founded on this very stand-by. The work's reading, just as the creator's one, was not imposed upon by the cannons of the primary genre but by the philosophic and musico-aesthetical contents of the "Liturgy", its concert rendering. This modern interpretation, following the composer's own idea, accentuates not the past for the sake of the past but the past as a living part of the humanity's cultural experience, as the guarantee of its historical and aesthetical self-awareness extension, as the guarantee of moving to the future.
A. TEVOSYAN