В лучших образцах французской балетной музыки всегда особенно радует слух три природных качества: мелодичность, наделенная ясностью очертании и грацией оборотов — всё в меру, всё образно, всё пластично; ритмика, с одной стороны, гибко отвечающая человеческой поступи, обнаруживающая характеры и движения, а с другой — корнями глубоко уходящая в народную французскую танцевальную культуру с её реалистическим отражением многовековой жизни— быта, нравов и обычаев; третье свойство — колоритность, красочность музыки, уменье дать движениям оркестра впечатление живой смены явлений в их цвете и свете.
Три-четыре композитора Франции с особой поэтичностью чувства и изысканностью мастерства сочетали в своих досугах, отдаваемых балетному музыкальному театру (все трое не являлись композиторами только балетов), острое понимание законов сочетаний пластики и весомости звучаний с законами человеческого танца. Им удалось создать непререкаемо убедительные образцы музыкально-хореографических произведений различных жанров, но главным образом в области романтической легенды и опоэтизированной бытовой комедии.
Разумею, конечно, композитора «Жизели» и «Корсара» — Адольфа Алана (1803–1856), особенно отличного мастера в области французской комической оперы, затем Лео Делиба (1836–1891), композитора тончайшего вкуса и поэтического чувства человека, как пластического явления, автора лирических опер (в их числе «Лакме») и непревзойденных балетов: «Копеллия» (1870) и «Сильвия» (1876), а также выдающегося французского симфониста Камилла Сен-Санса (1835–1921) с его колоритнейшей жизнерадостной «Жавоттой» (1896) и, наконец, Жоржа Бизе (1838–1875), так чутко ощутившего жизненный нерв народного танца в музыке к «Арлезианке» и в мелодике и ритмике «Кармен».
Среди всех упомянутых выше балетов старше всех «Житель» Адана, и все вышеперечисленные качества ощущаются в этой неувядаемой партитуре при каждом возобновлении балета с прежней живостью и смелостью. И в первой бытово-драматической стадии легенды, и во второй — её романтической стадии, в столь трогательном, еще и еще одном варианте народных сказаний о «любви сильнее смерти» композитор достигает простейшими, но в том-то и дело, с глубоким. продуманным отбором, словно отточенными средствами ярких, сильнейших впечатлений {например, драма Жизели в финале первого акта). Как мастерски выпуклы характеры, как лаконичны ситуации, как гибки в своей простоте и незатейливости напевы танцев и вместо с тем как они упруги, давая опору движениям, как искренне чувствительны лирические моменты, но с каким чувством меры они формируются, и как строг рисунок этих мелодий при всей их нежной отзывчивости!..
Впрочем, лучшую похвалу, какую можно сейчас высказать мастерству композитора «Жители» и музыке, это напомнить об одной примечательной записи в дневниках П. И. Чайковского. В самый разгар работы своей над сочинением балета «Спящая красавица» в мае 1889 г. он под 24-м числом находит нужным отметить: «Усердно читал партитуру балета «Жизель» Адана...» А Чайковский был одним из тончайших знатоков и ценителей французской музыкальной культуры it балета.
Б. АСАФЬЕВ