МОЗГ, зак. 291
В двадцатилетнем возрасте Марина Цветаева писала:
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.
Слова эти оказались пророческими. Настал черед стихам, поэмам, драмам, переводам, статьям, письмам Марины Цветаевой. Ее имя произносится почтительно и нежно.
Огромный талант, трудолюбие, высокая образованность, вкус и снайперское зрение—-далеко не полный перечень характерных для Цветаевой качеств. Свои рабочие тетради поэтесса берегла как самую большую ценность. Она отовсюду тянулась «домой, к тетрадям, к детям — строительству жизни».
Поэзия у Цветаевой не забава, не прихоть, не каприз, не досуг, не соглядательство, а строительство жизни.
«Живу, созерцая свою жизнь — всю жизнь — Жизнь! — У меня нет возраста и нет лица. Может быть — я — сама жизнь». Цветаева права, ставя знак равенства между собой, поэтом, и своей жизнью. Вся сила таланта пошла у нее на то, чтобы выразить эту полноту жизни, и не только своей, но и своих современников, своих предшественников.
Судьба поэтессы исполнена драматизма.
Марина Ивановна Цветаева родилась в сентябре 1892 года в семье известного искусствоведа и филолога, основателя Московского музея изящных искусств профессора И. В. Цветаева. Мать — пианистка, ученица Рубинштейна.
Талант поэта пробудился в Марине Цветаевой очень рано, В шестилетнем возрасте писала стихи по-русски, по-французски, по-немецки. Первый сборник стихов — «Вечерний альбом» — выпустила в восемнадцать лет (1910). Нового автора приветствовали известные поэты Брюсов и Волошин, с которыми — несмотря на разницу лет — завязалась дружба. Последующие книги «Волшебный фонарь» (1912) и «Из двух книг» (1913) упрочили имя автора и привлекли к нему большой интерес.
Не приняв Октябрьскую революцию, Марина Цветаева весной 1922 года покидает Родину. За границей она много работает, терпит тяжелые лишения. «Моя неудача в эмиграции — в том, что я не эмигрант, что я по духу, т, е. по воздуху и . по размаху, — там, туда, оттуда... Здесь преуспевает только погашенное, и — странно бы ждать иного!» — писала поэтесса. В том же 1922 году вышли ее книги «Стихи к Блоку» и «Разлука», в 1923 году — «Психея» и «Ремесло». Последний, вышедший при жизни поэтессы сборник — «После России» издан в Париже в 1928 году. Последний зарубежный поэтический цикл «Стихи к Чехии» (1938—1939) рожден ненавистью Марины Цветаевой к фашизму, к деспотии. В «Стихах 1 к сыну» и в «Тоске по родине», в поэмах и прозе Марины Цветаевой слышен ее неподдельный голос антифашиста, защитника Человека, певца России.
Летом 1939 года Марина Цветаева вернулась в СССР. Здесь она много переводит (Лорка, Бодлер, Важа-Пшавела и др.). Обширные творческие планы прерваны войной. Находясь в эвакуации (Чистополь, Елабуга), в конце августа 1941 года в состоянии душевной депрессии покончила жизнь самоубийством.
Тематический и образный диапазон поэтессы необозрим.
В поле ее зрения — история и современность, быт и героика, любовь и творчество. Темы пересекаются, набегают одна на другую, создавая впечатление драматичности, даже трагизма.
Словесная живопись и звукопись Марины Цветаевой составляют ее особенность. Поэтесса мастерски передает вольницу Степана Разина, раскаты вечевого колокола, завьюжен-i ные версты старой России, шепотные слова любовного признания, лепет речной волны и шелест дождя за окном.
Цветаевский стих мускулист, энергичен, ее слово — дейст-; венное. Тетива фразы, строки, строфы натянута до отказа. Оперенная стрела слова подрагивает от жажды полета.
Цветаевскому образу тесно в прокрустовом ложе строки и даже строфы, он переплескивает в другую строфу, в третью, и целое стихотворение выглядит одним большим периодом, произносимым нередко на одном дыхании.
На одном дыхании... На пределе. Откровенность, за которой безмолвие. Но всего более ей нужна была гармония. Она искала гармонию и не находила ее. И, не найдя ее в жизни, воплощала в творчестве, как надежду, как ожидание.
Для поэтической поступи Марины Цветаевой характерна полная естественность. Ее речь раскована, свободна от предписаний школьной поэтики, предельно приближена к разговорной речи. Но не следует думать, что эта речь повторяет обиходные разговоры на улице, дома, в поезде, в магазине. Не;, это речь поэтическая, одухотворенная, можно сказать возвышенная, она сродни той, которая звучит в наших признаниях, беседах с глазу на глаз, дневниковых записях. Цветаевский стих (да и проза ее) не повторяет, а воссоздает все переливы взволнованного человеческого голоса, все переходы и перепады страсти — от зачинающейся до предельно накаленной, все чувства — от преданной любви до сокрушающей ненависти.
Сколько трепета, жизни, страсти, иронии в простых, с виду, казалось бы, обычных вопросительных интонациях стихотворения Марины Цветаевой «Попытка ревности»:
Как живется вам — здоровится — Можется? Поется — как? С язвою бессмертной совести Как справляетесь, бедняк?
Говор простой, естественный, но предельно сжатый, концентрированный, ударный. С бывшим возлюбленным — какой разговор? Гордый, достойный, уничижительный.
Как живется, милый? Тяжче ли? Так же ли, как мне с другим?
Это «милый» имеет десятки оттенков смысла, это заключительное «так же ли, как мне с другим» дает для понимания широкий простор. В простых разговорных фразах, в их интонации заложено неисчислимое множество возможностей прочтения — глазами и вслух.
Нашим современникам Марина Цветаева близка наполненностью и импульсивностью своей духовной жизни. Она ис-. кала родства — в жизни и в искусстве.
Души, души! — быть вам сестрами, Не любовницами — вам!
Сестрами!
Россия — работа — Пушкин — поэзия — жизнь составляют единую цепь, одну энергетическую систему родства. Родство выше страсти, родство —■ та духовность, которая скрепляет, вяжет, цементирует жизнь.
Черты сходства — черты родства. Это важно установить и, установив, воплотить в человеческом сообществе. От одного человека поэтесса переходит к людям, к человечеству, включая в него прошлое и будущее, явления природы.
Русской ржи от меня поклон, Ииве, где баба застится. Друг! Дожди за моим окном, Беды и блажи на сердце.
Рожь, дожди, беды, блажь — столь разное и несхожее обретает в поэзии Марины Цветаевой общность, черты сходства, черты родства. Это верно не только в аспекте личном, это верно и в гражданском аспекте. В 1939 году музой Марины Цветаевой владели «Чехия в слезах! Испания в крови!».
Обращаясь к сыну Георгию, поэтесса писала за рубежом:
.Езжай, мой сын, домой — вперед,
В с в о й край, в свой век, в свой час — от нас...
Расстояние между Советским Союзом и заграницей поэтесса измеряла не километрами, не пространством, а временем («езжай... в свой век...»). Это относится и к самой Марине Цветаевой, а еще вернее — к ее поэзии. Она раздвинула границы времени и оказалась вместе с нами в нашем веке.
Естественно и по праву вошла Марина Цветаева в русскую поэзию, в русскую культуру, вошла, чтобы остаться в ней надолго, думается — навсегда.
Лев Озеров