4 дня
О сайте
4 3 | М40-44135-6 1982 |
vyksunec / 2013-07-16 21:24:44 / Редакция № 4: 2024-03-24 23:25:26
| Сторона 1 (25.14) 1 Дорога 2 Зимний путь 3 Переход через Неман 4 Затворница 5 Ночь В. Митрохин 6 Песня Цыганки (П. Чайковский) Н. Обухова, М. Сахаров, ф-но 7 Колокольчик В. Митрохин 8 Сумасшедший 9 Беглый С. Десницкий 10 Орёл и Змея В. Митрохин 11 И любя и злясь от колыбели... С. Десницкий Сторона 2 (24.34) 1 Комета 2 К Лавинии ("Для себя мы не просим покоя...") 3 Прости 4 Когда колокола торжественно звучат... Из цикла "Борьба": 5 Я её не люблю, не люблю... 6 Я вас люблю... что делать - виноват!.. Э. Марцевич 7 О, говори хоть ты со мной... (музыка народная) А. Покровский, пение, гитара. Н. Осипов, гитара 8 Цыганская венгерка А. Покровский 9 Страданий, страсти и сомнений Э. Марцевич Составитель В. Енишерлов. Режиссер Е. Малевский. Звукорежиссер И. Слепнев. Редактор Т. Тарновская. Художник А. Григорьев |
vyksunec / 2013-07-16 21:24:44 / Редакция № 8: 2024-03-27 21:45:02
| Яков Петрович Полонский родился в 1819 году. Его бабушка по материнской линии считалась побочной дочерью одного из графов Разумовских (по этой линии Полонский в родстве с А. К. Толстым). Вырос поэт в провинциальной, бедной семье мелкого чиновника. Он приехал из Рязани в Москву и поступил в университет двадцати лет, но не на филологический факультет (хотя уже писал стихи), а на юридический. Для филолога Полонскому недоставало знания иностранных языков. Постоянная бедность омрачала его студенческие годы. Уроки в аристократических домах, которые он вынужден был давать, чтобы сводить концы с концами, унижали достоинство и ранили самолюбие. Но нежный и простодушный Полонский был далек от воинствующего радикализма передовых кругов, он оставался верен заветам вырастившей его патриархальной среды: Мне было жаль волшебных снов. Отрадных детских упований И мне завещанных преданий От простодушных стариков. Мягкий и созерцательный характер поэта сообщал его музе ноты неуверенности, грусти. Социальная ущемленность тяжело сказывалась на Полонском, и он сознавал это. В отличие от Фета, который, будучи в том же социальном положении, вел свою жизненную и творческую линию твердо и независимо, Полонский испытывал мучительные чувства раздвоенности, неуверенности. Он писал Фету: «Ты человек во сто раз более цельный, чем я. Ни про кого нельзя сказать то, что можно о тебе. Сразу ты был отлит в известную форму, никто тебя не чеканил, и никакие веяния времени не были в силах оттолкнуть тебя». Полонский издал свой первый поэтический сборник «Гаммы» в 1844 году и был достаточно благосклонно встречен читателями и критиками. Но жить на заработок профессионального литератора молодой поэт не мог. Он едет на Кавказ, в Тифлис, где получает место в канцелярии наместника графа Воронцова. Четыре года провел он на Кавказе. Пестрая экзотика юга, дикая природа, колорит чужой страны — этим напоен его сборник «Сазандар», вышедший в Тифлисе. Когда Полонский вернулся из Тифлиса в столицу, он не произвел выгодного впечатления на современников. Одна из его знакомых вспоминала: «Серьезный и рассеянный, бродил он, охотнее слушая, чем говоря, и очень неохотно и по большей части плохо читал свои произведения. Он не умел потрафлять на мнение большинства... ни... едким отрицанием нравиться меньшинству». Тем не менее некрасовский «Современник» тепло отозвался на большое собрание произведений Полонского, оценивая его как поэта «не первоклассного», но «честного и истинного». Лучшие стихи Полонского — образец чистейшей лирики. Многие его произведения положены на музыку и стали истинно народными песнями. Вспомним хотя бы «Песню цыганки», «В одной знакомой улице...» Среди тем поэзии Полонского особое место занимает любовь. Но это не светлое, радостное, всепобеждающее чувство; у Полонского любовь — чаще всего грустное воспоминание, мечта о невозможном счастье, ощущение страдания, на которое обречено будущее. Сумеречные краски, негромкие северные пейзажи, мечтания и сны — они определяют тональность стихов Полонского: Отчего я люблю тебя, светлая ночь,— Так люблю, что страдая, любуюсь тобой! И за что я люблю тебя, тихая ночь! Ты не мне, ты другим посылаешь покой!.. Поэзия Полонского привлекает нас сегодня не только исключительной мелодичностью и искренностью, но и неожиданными, смелыми образами; такими, например, как «Пришли и стали тени ночи», «От зари роскошный холод проникает в сад». Фет, Достоевский, Тургенев, Чехов восхищались стихами Полонского, огромное влияние оказали они на молодого Блока. Аполлон Григорьев, Фет, Полонский создали своеобразную школу русской лирики, в которой главным «зачинателем» был рано погибший Григорьев. Полбнский намного пережил его. Он, начавший писать еще при жизни Лермонтова, застал первых предшественников русского символизма, писал стихи на смерть Надсона, посвятил стихотворение молодому Чехову, заново сблизился в конце жизни с Фетом, выпустив, в ответ на фетовские «Вечерние огни», свой сборник «Вечерний звон». Последнее стихотворение Полонского было напечатано в год его смерти, в 1898 году, когда Блок уже писал стихи, вошедшие в его первую книгу. От гибели Пушкина до рождения символизма — вот эпоха, к которой принадлежал Полонский, чья творческая жизнь длилась целых пятьдесят восемь лет. В памяти последующих поколений он остался как один из значительнейших лириков второй половины XIX века. • • • В 1846 году крохотным тиражом всего в пятьдесят экземпляров вышла книжка стихотворений А. Григорьева. А следующее издание его сборника появилось лишь в 1916 году. Стихи поэта и критика собрал по старым журналам и альманахам и объединил в книгу со своей статьей-предисловием «Судьба Аполлона Григорьева» Александр Блок. Пожалуй, именно Блок со свойственной ему проницательностью и произнес об этом русском Гамлете самые точные слова: «Григорьев много любил — живою, русскою, «растительной» любовью. Страстно любил женщину, с которой не суждено было жить. Любил свою родину и за резкие слова об этой любви (а есть любовь, о которой можно говорить только режущими, ядовитыми словами) много потерпел от «теоретиков» или «тушинцев», от людей с побуждениями «интернациональными», «идейными» — мертвыми. Он любил страстно и самую жизнь, ту «насмешливую», которая была с ним без меры сурова, но и милостива; ибо награждала его не одною «хандрой», но и восторгами. Григорьев был грешен и страстен». Он родился в 1822 году в Москве, где и прошли его детство и юность. Отец Аполлона Григорьева — Александр Иванович, дворянин (правда, всего во втором поколении) — был человек умный, но беспечный; мать, дочь крепостного кучера, обвенчалась с Александром Ивановичем уже после рождения сына, так и оставшегося незаконнорожденным московским мещанином. Мучительная раздвоенность и мятежные метания Григорьева во многом определялись его происхождением. Этот «сын сороковых годов», духовно связанный с поколением Рудиных, глубоко ощущал свою мужицкую закваску — отсюда его бунтарское неприятие буржуазно-мещанских догм и презрение к барству. Мировоззрение Григорьева формировалось в годы, когда «в воздухе, звучавшем страстно-сладостными строфами Пушкина», носились романтические веяния и еще слышались отзвуки недавней катастрофы (поражение декабрьского восстания). Едва Аполлону минуло шестнадцать лет, он поступил в Московский университет, где особенно заинтересовался немецкой философией (Гегель и Шеллинг) и поэзией. В университете вокруг Григорьева образовался кружок молодежи (в него входили Фет, Полонский, С. Соловьев, И. Аксаков. К. Кавелин и другие), сплоченный общими духовными устремлениями. Но особое влияние на Григорьева имел Фет, поселившийся рядом с Аполлоном в мезонине григорьевского дома в Замоскворечье. «Фет, которому родители вполне доверили Аполлона, был настоящим демоном-искусителем. Этот мудрец с мальчишества. мужественный и умелый в житейских делах, с железною волей — был полною противоположностью неумелому и нелепому Аполлону. Стихи Аполлона он критиковал строго и больно выкручивал ему руки, так что тот не мог пошевельнуться; но Аполлон обожал его...» (А. Блок) Окончив университет по первому разряду, Григорьев начинает служить, и здесь в его жизнь вторгается несчастная любовь, наложившая отпечаток на всю его дальнейшую судьбу. Григорьев получает на службе отпуск и бежит из Москвы в Петербург, где все более погружается в литературную работу — выступает в «Отечественных записках» и особенно часто в «Репертуаре и Пантеоне», где появляются его стихотворения, рассказы, переводы, критические статьи. В «петербургских» стихах отчетливо просматриваются тенденции всей лирики Григорьева, поэта сконцентрированной, резко индивидуальной, «напряженнейшей» страсти. Все особенности лирики Григорьева нашли отражение в лучшем его стихотворении сороковых годов — «Комета». Блок, лучший толкователь поэзии Григорьева, почувствовал в строках этого стихотворения идеи разрушения гармонии, борьбы и испытания, которые сам ощущал на пути, «исполненном падений, противоречий, горестных восторгов и ненужной тоски», пути к «изначальной родине» — России. В Петербурге Григорьев испытал тяжелое одиночество. Вернувшись в Москву, он печатал много статей, с 1851 года регулярно сотрудничал в «Мсковитянине», вырабатывая свой идеал — «веру в народ и народность». Стихов он пишет совсем немного, но в 1857 году публикует цикл «Борьба», с такими шедеврами русской лирики, как «О, говори хоть ты со мной...», «Цыганская венгерка», «Ветер душит, ветер воет». Знаток и ценитель фольклора, Григорьев поднимается в этих стихах до высот подлинно народного искусства. Европа (а Григорьев вновь бежал после закрытия «Мсковитянина», ставшего для него страшным ударом, из Москвы, но теперь уже в Италию) дала поэту то ощущение, которое позволило ему назвать себя «последним романтиком». За границей он пишет поэму «Venezia la bella» и цикл «Импровизаций странствующего романтика» — последние свои и очень горькие лирические стихи. Он возвращается в Россию, публикует в «Русском слове» несколько значительнейших статей, после реформы 1861 года сотрудничает в журнале братьев Достоевских «Время», но, не поладив с редакцией, уезжает в Оренбург, где вдали от друзей и литературы не выносит тягостного одиночества, запивает (уже не впервые), затем вновь возвращается в Петербург, пишет замечательные статьи о театре, публикует последние статьи в «Эпохе» Достоевских, но, физически и нравственно надломленный, попадает в долговую яму и, выкупленный оттуда за несколько дней до смерти, умирает 25 сентября 1864 года. «Я приложил бы к описанию этой жизни картинку,— гениально заканчивает статью «Судьба Аполлона Григорьева» Блок.— Сумерки; крайняя деревенская изба одним подгнившим углом уходит в землю; на смятом жнивье — худая лошадь, хвост треплется по ветру; высоко из прясла торчит конец жерди; и все это величаво и торжественно до слез: это — наше, русское». В. Енишерлов Н. Колосова |
melodist / 2024-03-27 21:43:45
