Каталог советских пластинок
Виртуальная клавиатура
Форматирование текста
Наверх
English
Авторизация
Сторона 1
Ну, пожалуйста (В. Тушнова) — 2.12
Наш разговор (М. Черкасова)— 1.51
Поселок дачный (Л. Друскин) — 1.29
Осенний романс (О. Чухонцев)— 1.45
Лучшие дни (Н. Злотников)— 1.22
Павлов-Посад (А. Богучаров) — 3.04
Дорога в дождь (Е. Евтушенко) — 1.55
Присяду на крыльцо (В. Попов)— 1.27
Душевная погода (В. Попов) — 1.52

Сторона 2
Размытый путь (Н. Рубцов) — 2.21
Грустные мысли (Н. Рубцов) — 2.39
О, знаю, знаю (А. Кушнер)— 1.31
А музыке нас птицы научили (А. Кушнер) — 1.49
Еще не все... (Л. Миллер)— 1.44
Три сосны (В. Павлинов) — 2.57
Воспоминание о вечере в Амстердаме (К. Бальмонт) — 2.10
Мои читатели (Н. Гумилев) — 3.47

АЛЕКСАНДР ДУЛОВ, пение в собственном сопровождении на гитаре
САША ДУЛОВ, гитара (3 — 17)
Звукорежиссеры: Г. Любимов, М. Крыжановский
Художник В. Панкевич
Редактор В. Заветный
Фото А. Кривомазова
Ленинградская студия грамзаписи и кооператив "Профессиональная звукозапись". Запись 1989 г.

Наверное, сейчас не лучшее время для лирики — наша жизнь так драматична, неуютна; наши кумиры — трибуны, обличители, сатирики, только им мы верим, только их хотим слушать. Нам нужны не лирики, а граждане...
Но что есть Гражданин без любви? Самые безошибочные рецепты нашего будущего счастья и благополучия, которых так жаждем, опять не помогут, если мы окончательно разучимся любить друг друга, детей, стариков, свое прошлое, свои родные места, если уйдет из повседневности способность к лирическому взгляду на нее же, неустроенную и все более пугающую.
Александр Дулов — химик (по роду занятий почти физик) и тем самым, согласно знаменитому, хотя и обросшему исключениями, противопоставлению, не лирик. Он и сам никогда не считал себя «лириком» — хотя пишет песни уже более 30 лет и со времен учебы на химфаке МГУ из «безвестного автора знаменитых туристских песен» (вспомните: «Сырая тяжесть сапога...», «Заварен круто дымный чай...», «Скрипит поселок дачный...», «Три сосны», «Все болота, болота, болота...» на стихи Игоря Жданова, Льва Друскина, Владимира Павлинова, Владислава Лейкина) стал одним из самых уважаемых бардов, желанным членом жюри на московских и всесоюзных конкурсах авторской песни, автором более 200 песен, многие из которых теперь — классика этого жанра.
Впрочем, дело не в количестве: Дулов, говоря словами особо любимого им поэта Николая Гумилева, создал свой «мир из песен и огня», «меж других единый необманный». Необманность мира бардовских песен, которые в 50-х—-60-х годах помогли нравственному выживанию целого поколения теперь бесспорна. Но может показаться удивительным, что именно Дулов, почти не сочиняющий сам стихи для своих песен, являет собой тип барда, в ком творчество и личность, слово и музыка едины, нерасторжимы. А дело-то в том, что он высоко чтит поэзию, прежде всего — отечественную, хорошо ее знает и черпает из нее для своих песен лишь то, что отвечает его собственному душевному настрою и миропониманию. Музыка в песнях Александра Дулова подчинена поэзии. Он не соблазняется удачным мелодическим ходом, если тот чужд стиху. В то же время дуловские песни не являются простым переложением стихов на «музыкальный язык»: музыка, в единстве с интонацией и манерой исполнения, . помогает ему не только проявить зачастую неочевидный смысл стихотворения, но и убедительно выразить собственную позицию. Все это и придает такую цельность творчеству Дулова, неразделимость его песен на «слова» и «мелодию», как бывает обычно только у бардов-поэтов.
Главное в нем — стремление быть честным в отношениях с окружающим миром, людьми и, разумеется, с самим собой. Отсюда столь могучая гражданская струя в его творчестве. Александр Дулов кровно, болезненно неравнодушен к несправедливости и унижению человеческого достоинства, собственно, таким и должен быть художник. И как настоящий художник он преисполнен любви и сострадания к людям со всеми их слабостями и горестями. И поэтому, несмотря на то, что главным в творчестве он считает поиск Истины, Разума, Смысла, — эти, несомненно, великие,
но абстрактные категории так естественно «очеловечиваются» в прекрасной дуловской лирике, в любимых многими непритязательных вроде бы по смыслу песнях: «Ну, пожалуйста, в самолет меня возьми...», «И ни о чем наш разговор...», «Поселюсь я в Павлове-Посаде...», «Грустные мысли наводит порывистый ветер...». Лирические песни Дулова как будто просты, традиционны, но они отнюдь не примитивны. В них нет нарочитости, наигранности, рассуждений «о любви», в них — сама любовь, истинное, а потому захватывающее чувство. Оттого так легко находят эти песни отклик у самых разных людей, оттого так демократичны, легко, естественно поются. В общем-то Дулов отдал дань нашему непростому времени — сейчас он почти не пишет песен, которые смело можно было бы отнести к «чистой» лирике; даже имена поэтов, на творчестве которых основана программа его выступлений в последние годы, — Николай Гумилев, Варлам Шаламов, Анатолий Жигулин, Евгения Гинзбург—говорят об этом достаточно красноречиво. Каждый раз, слушая страшный «лагерный» цикл, зрительный зал потрясенно замирает, болезненно близко соприкоснувшись с нашим тяжким, унизительным прошлым...
Но — слушайте пластинку! — он знает, знает сердцем художника, как можно, преодолев страх и отчаяние, остаться людьми: просто нельзя допустить, чтобы из жизни ушли любовь, привязанность к друзьям, доверие к людям, — тогда еще не все потеряно, «еще придет черед и проливных дождей, и льдом покрытых вод», и, конечно же, «не утолит ни ночь, ни день любви к житью,
жилью».
В. Романова