«Джаз-галерея» — так можно назвать новую серию грампластинок фирмы «Мелодия», посвященную выдающимся мастерам мирового джаза. Она, как правило, будет содержать записи, которые пока находятся только у коллекционеров джазовых пластинок. Первый диск этой серии — собрание того, что входит в лучшую часть наследия одного из величайших джазовых музыкантов Чарли Паркера. Это тем более оправдано, поскольку в обширной уже советской джазовой дискографии Паркер не получил того места, которое он заслуживает.
Чарли Паркер — один из немногих артистов, которого при жизни называли гением, имя которого было и остается легендарным. Он оставил необычайно яркий след в воображении современников, что отразилось не только в джазе, но и в других искусствах, в частности в литературе. Сегодня трудно представить себе подлинно джазового музыканта, который в той или иной мере и форме не испытал бы не только покоряющего влияния Паркера, но и его конкретного воздействия на свой исполнительский язык.
Чарлз Паркер родился в 1920 году в негритянском квартале Канзас-Сити.
Отец был водевильным артистом, мать — медсестрой. Чарли учился в школе, где, конечно, был большой оркестр, и первые музыкальные впечатления связаны с игрой на духовом баритоне и кларнете. Постоянно слушая джаз, мальчик мечтал об альт-саксофоне. Мать купила ему инструмент, и в пятнадцать лет он оставил школу, чтобы стать профессиональным музыкантом.
Подрабатывать можно было только в танцевальных заведениях. Новичку платили доллар с четвертью и учили всему на свете. Многие безжалостно смеялись, когда у Чарли что-то не получалось, но он только закусывал губу. Видимо, тогда и дали ему кличку «Ярдберд» — дворовая пташка, салажонок. Но, словно по предсказанию сказочника, гадкий «ярдберд» превратился в прекрасную птицу. «Берд» — «Пташка» — так стали звать Паркера джазмены, что приобрело совсем иной смысл и породило небольшую, но яркую джазовую идиоматику: тут и темы «Орнитология», «Птичье гнездо» и «Опавшие перья», тут и знаменитый нью-йоркский клуб «Берд-ланд» (Страна птиц) с его колыбельной Ширинга и маршем Завинула.
Покинув дом, Чарли стал кочующим из бэнда в бэнд и из города в город джазменом, пока в 1940 году не попал в Нью-Йорк, уже познав жизнь «до самого черного дна».
В ту пору среди джазменов были популярны так называемые «афтер-ауэрс» — игры после работы, которые потом стали называться «джем-сешн». На каждый джем собиралась своя компания музыкантов. На таких «сессиях» Паркер искал музыку, которая уже вертелась в голове, но никак не давалась в руки. Он сам потом рассказывал, как однажды в первые месяцы нью-йоркской жизни, импровизируя на тему «Чероки» под аккомпанемент одного гитариста, он обнаружил, что, особым образом акцентируя верхние тона (ноны и ундецимы) сопровождающих аккордов, он получает то, что слышал внутри себя.
Такова легенда стиля, который стали называть то бибопом, то рибопом, то бопом. На самом деле новый стиль джаза, как любого искусства ансамблевой импровизации, мог родиться только в практике совместного музицирования многих музыкантов. Начало процессу рождения стиля было положено на джемах в гарлемских клубах, прежде всего в клубе Генри Минтона, где помимо Паркера регулярно собирались трубачи Диззи Гиллеспи и Фэтс Наварро, гитарист Чарли Крисчиен, пианисты Телониус Монк и Бад Пауэлл, барабанщики Макс Роуч и Кенни Кларк. Сам термин «бибоп» скорее всего звукоподражательный. Паркер, с самого начала усвоивший манеру многих музыкантов Канзас-Сити, имел привычку как бы «захлопывать» звук в конце фразы, что давало ей большее ритмическое насыщение. Вообще создатели джаза никогда не рассчитывали на теоретиков.
Бибоп не принес с собой радикально нового тематического материала. Наоборот, музыканты с особой охотой импровизировали на обычные двенадцатитактовые блюзы или тридцатидвухтактовые периоды типа ААВА, которые у всех на слуху. Но на гармонические сетки этих тем они сочиняли свои мелодии, становящиеся новыми темами. С непривычки даже тонкому слуху было непросто узнать источник. При этом новые гармонические сетки насыщались секвенционными оборотами, хроматизмами, функциональными заменами, а новые мелодии дробились причудливо разбросанными препинаниями, поражали асимметричностью, переставали быть песенными и становились чисто инструментальными. Думаю, что в «Блум-дидо» (которую даже музыканты в свое время называли какофонией) вы легко услышите блюз, а вот в пьесе «Ко-ко» далеко не все узнают ковбойскую песню «Чероки». Перефразируя классика, можно сказать, что весь бибоп вышел из припева этой песенки.
В бибопе классическая форма строгих вариаций достигла своей высшей ступени. Новаторство гармонического языка заключалось в очень широком использовании тональных отклонений, но зато в пределах каждого тонального сдвига гармонические цепочки содержали только основные функции и, как правило, не были длинными. На этой стадии полностью оформилась речевая музыкальная логика мышления и языка импровизаторов-джазменов — результат широкого, буквально массового процесса практического ансамблевого музицирования. Наибольший вклад в этот процесс внес Чарли Паркер. «Берд». Пташка.
Его пальцы порхали над клапанами. Лицо его становилось похожим на летящую птицу. В звуке, ритме, гармонии, технике, в любой тональности он был свободен как птица. Поражала его интуиция, музыкальная фантазия и фантастическая память. Поражала и беспорядочность его жизни, сочетание в нем высокого и низкого, его медленное самосжигание. И тем не менее, каким бы ни было его состояние, на каком бы инструменте он ни играл (а у него часто не оказывалось своего), ему легко удавалось сыграть то, что других ставило в тупик. Послушайте его концерт в Масси-холле, это хороший пример, когда он играл на дешевом прокатном пластиковом инструменте.
Главные вехи жизни Паркера после его опытов у Минтона в 1941 году немногочисленны. Стоит упомянуть его работу в симфоджазе Нобла Снесла на кларнете (1942), в оркестре Билли Экстайна (1944), собравшего всех будущих звезд бибопа — Гиллеспи, Наварро, Ститта, Эммонса, Гордона, Деймрона, Блейки. Возвратившаяся с войны молодежь с восторгом приняла бибоп и Пташку. 52-я улица, законодательница в джазе, становится улицей боперов, Боп-стрит. Там царит Паркер, который открывает 19-летнего трубача по имени Майлс Дейвис. В 1946 году в Лос-Анджелесе Паркер «сорвался», попал в лечебницу Камарилло, после выхода из которой музыканты собирали ему деньги на одежду и инструмент. В 1949 году Паркер выступил на первом международном джаз-фестивале в Париже (он назывался Салон джаза) и возвратился в Нью-Йорк, чтобы открыть клуб «Бердланд». На следующий год — Скандинавия, Париж, Лондон и снова больница. Затем — череда клубных выступлений, запоев, записей, скандалов и попыток самоубийства. На этом фоне яркой жемчужиной сияет концерт в Масси-холле, в Торонто, который случайно оказался записанным. Смерть настигла Чарлза Паркера 12 марта 1955 года.
О Пташке ходило много легенд, в чем легко убедиться, прочтя «Преследователя» Хулио Кортасара, герой которого списан с Паркера. Чарли возбуждал фантазию. Удивительно мало известно о его музыкальных вкусах. Он высоко чтил Брамса, слушал хилл-билли и ритм-энд-блюз. Вскользь сказал кому-то, что когда услыхал «Жар-птицу» Стравинского, то обомлел. Своими любимыми композиторами однажды назвал Хиндемита, Равеля и Дебюсси. Говорят, что у него видели письма от Равеля и Прокофьева.
Паркеровская дискография не очень обширна, многое записано технически некачественно, многое не фиксировалось вовсе. Кое-что попало нашим любителям джаза благодаря продававшимся у нас зарубежным дискам. Мы старались не повторяться в выборе признанных шедевров.
Первые такты «Паркеровского настроения» — визитная карточка Чарли. «Блумдидо» (посвящение импресарио Тедди Блуму) — образец его выдающегося сотрудничества с Диззи Гиллеспи и Телониусом Монком. «Моя старая любовь» — пример баллады. «Просто друзья» — одна из лучших записей с камерным ансамблем. «Возлюбленный» и «В тиши той ночи» — редкие и очень удачные выступления Пташки с большим оркестром и с хором, причем в последнем случае он импровизирует на весьма необычную для него тему Портера, как всегда, нестандартную, прекрасно аранжированную будущим корифеем по имени Гил Эванс.
Вторая сторона — записи с концертов. Сыгранная в диком темпе «Ко-ко» записана с концерта в Карнеги-холле. Две других пьесы — с концерта в Масси-холле, где Паркер выступил тайно, под псевдонимом Чарли Чен, в окружении самых выдающихся джазменов той поры, концерта, который долго называли самым потрясающим концертом за всю историю джаза.
Закончить эту маленькую статью о Паркере мне хочется его словами: «Музыка — это твой собственный опыт, твоя мудрость, твои мысли. Если ты не живешь ею, то из твоего инструмента никогда ничего не выйдет. Нас учат, что у музыки есть свои определенные границы. Но искусство границ не имеет».
Давайте подпишемся под этими словами. Я это делаю первым.
Алексей Баташев
При составлении пластинки были использованы записи из коллекции М. М. Есакова, которому Студия выражает благодарность.
АОЛЗГ. 1988.
Зак. 570. Тираж 12820