6 дней
О сайте
Сторона 1 — 20.50;
Сторона 2 — 20.00
Владимир Чекасин, саксофоны, бас-кларнет, поперечные флейты, синтезатор
Сергей Курёхин, сэмплер, компьютер, синтезатор
Олег Молокоедов, синтезаторы
Сергей Беличенко, ударные
Звукорежиссер Ф. Гурджи. Редактор И. Рябова. Художник В. Обатнин. Фото В. Барановского
Ленинградская студня грамзаписи. Запись 1987 г.
Цифровое издание MEL CO 1247
История записи этой пластинки не совсем обычна.
В октябре 1986 года на одном из концертов в Москве Владимир Чекасин со своим трио представил премьеру новой крупной композиции «Всадник без головы». В составе трио были его давний друг и постоянный партнер почти во всех «экскурсиях» за пределы ганелинского трио Олег Молокоедов и известный ленинградский музыкант Сергей Курехин. Сотрудничество с Курехиным тоже имеет свою историю. В конце 70-х — начале 80-х годов Чекасин и Курехин не раз участвовали в различных джазовых фестивалях. Со временем это сотрудничество становилось все более эпизодичным, но осенью 1986 года у музыкантов вновь просыпается взаимный интерес друг к другу.
И Курехин, и Молокоедов — пианисты, но последние годы, вооружившись электронными клавишными инструментами, все реже вспоминают о добром старом рояле. И на этой пластинке рояль имитирует Prophel 2000, клавесин — Yamaha DX-100.
Удивительно быстро — спустя лишь месяц после премьеры — трио, расширившись до квартета, оказалось в студии на записи этой композиции. Четвертым музыкантом стал барабанщик из Новосибирска Сергей Беличенко. Опытный музыкант, более двух десятилетий играющий новый джаз, Беличенко легко вписался в ансамбль. Итак, трио стало квартетом, а «Всадник без головы» — "Nomen Nescio" («Некое лицо»).
Композиция начинается короткими, отрывистыми фрезами. Резко обрываясь, они так же резко через мгновение вспыхивают вновь — излюбленный прием и Чекаеина и Курехина (такие вспышки они -называют «точками»). Это — прелюдия, интродукция. задающая нервный пульсирующий ритм всей композиции. Медленное, раздумчивое соло кларнета на фоне «хора» парит над обволакивающими его, создающими фактуру, но в то же время вроде бы какими-то необязательными пассажами на различного тембра клавиатурах. Постепенно темп и сила звука нарастают. Сменившие кларнет агрессивные голоса саксофонов перекрещиваются, словно фехтуя друг с другом. Внезапно несколько аморфное сопровождение клавишных и барабанов обретает регулярный ритм, простейший, примитивный ритмический рисунок — и опять обрыв, опять дуэль саксофонов, в которую то одиночным выстрелом, то пулеметной дробью врываются время от времени клавишные и барабаны. И вновь напряженное соло, перемежающееся всплесками «рояля» и «клавесина» на фоне «космического» синтезаторного шума Roland'a.
Вторая сторона открывается торжественным хором «фанфар». Но эти музыканты не были бы самими собой, если бы позволили себе впасть в чистую патетику. Ирония, даже самоирония — их постоянное орудие, и здесь торжественность фанфарной увертюры внезапно пронизывается «нечеловеческими воплями» синтезатора, имитирующего человеческий голос. Вдруг все это переходит в мягкий лиризм саксофонного соло, появляются кларнет, свирель — почти идиллия. Но постепенно фразы кларнета становятся все напряженнее. Лишь клавишные, похоже, ничего «не замечают», пребывая в благостном умиротворенном состоянии. На какой-то момент им, кажется, вновь удается «убаюкать» беспокойный кларнет, но даже и у них возникают нотки напряженности.
Саксофон, сменивший кларнет, выходит на остинатный, хотя и весьма причудливый ритм и «перетягивает» на свою сторону «рояль», заставив его так же судорожно биться рядом с собой на фоне продолжающего блаженствовать синтезатора. Теперь клавишные разделены, но вдруг к благости Roland'a примыкает саксофон, оставляя Prophet и Yamaha в одиночестве. Наконец успокаивается и «рояль», примыкая ко всеобщему апофеозу основной темы композиции.
Эпилог, как и прелюдия, составлен из. коротких фраз, но настроение их совершенно иное — резкости, агрессивности уже нет, наоборот — спокойствие, быть может, чуть-чуть усталость. Дело сделано, можно отдохнуть.
Принято считать, что джаз — искусство импровизационное. Свое мастерство выдающегося инструменталиста-импровизатора Владимир Чекасин доказал уже давно. Но всякий крупный музыкант неизбежно рано или поздно становится на гораздо более трудный и тернистый путь композитора. „Nomen Nescio" — большая удача на этом пути.
Александр Кан
Сторона 2 — 20.00
Владимир Чекасин, саксофоны, бас-кларнет, поперечные флейты, синтезатор
Сергей Курёхин, сэмплер, компьютер, синтезатор
Олег Молокоедов, синтезаторы
Сергей Беличенко, ударные
Звукорежиссер Ф. Гурджи. Редактор И. Рябова. Художник В. Обатнин. Фото В. Барановского
Ленинградская студня грамзаписи. Запись 1987 г.
Цифровое издание MEL CO 1247
История записи этой пластинки не совсем обычна.
В октябре 1986 года на одном из концертов в Москве Владимир Чекасин со своим трио представил премьеру новой крупной композиции «Всадник без головы». В составе трио были его давний друг и постоянный партнер почти во всех «экскурсиях» за пределы ганелинского трио Олег Молокоедов и известный ленинградский музыкант Сергей Курехин. Сотрудничество с Курехиным тоже имеет свою историю. В конце 70-х — начале 80-х годов Чекасин и Курехин не раз участвовали в различных джазовых фестивалях. Со временем это сотрудничество становилось все более эпизодичным, но осенью 1986 года у музыкантов вновь просыпается взаимный интерес друг к другу.
И Курехин, и Молокоедов — пианисты, но последние годы, вооружившись электронными клавишными инструментами, все реже вспоминают о добром старом рояле. И на этой пластинке рояль имитирует Prophel 2000, клавесин — Yamaha DX-100.
Удивительно быстро — спустя лишь месяц после премьеры — трио, расширившись до квартета, оказалось в студии на записи этой композиции. Четвертым музыкантом стал барабанщик из Новосибирска Сергей Беличенко. Опытный музыкант, более двух десятилетий играющий новый джаз, Беличенко легко вписался в ансамбль. Итак, трио стало квартетом, а «Всадник без головы» — "Nomen Nescio" («Некое лицо»).
Композиция начинается короткими, отрывистыми фрезами. Резко обрываясь, они так же резко через мгновение вспыхивают вновь — излюбленный прием и Чекаеина и Курехина (такие вспышки они -называют «точками»). Это — прелюдия, интродукция. задающая нервный пульсирующий ритм всей композиции. Медленное, раздумчивое соло кларнета на фоне «хора» парит над обволакивающими его, создающими фактуру, но в то же время вроде бы какими-то необязательными пассажами на различного тембра клавиатурах. Постепенно темп и сила звука нарастают. Сменившие кларнет агрессивные голоса саксофонов перекрещиваются, словно фехтуя друг с другом. Внезапно несколько аморфное сопровождение клавишных и барабанов обретает регулярный ритм, простейший, примитивный ритмический рисунок — и опять обрыв, опять дуэль саксофонов, в которую то одиночным выстрелом, то пулеметной дробью врываются время от времени клавишные и барабаны. И вновь напряженное соло, перемежающееся всплесками «рояля» и «клавесина» на фоне «космического» синтезаторного шума Roland'a.
Вторая сторона открывается торжественным хором «фанфар». Но эти музыканты не были бы самими собой, если бы позволили себе впасть в чистую патетику. Ирония, даже самоирония — их постоянное орудие, и здесь торжественность фанфарной увертюры внезапно пронизывается «нечеловеческими воплями» синтезатора, имитирующего человеческий голос. Вдруг все это переходит в мягкий лиризм саксофонного соло, появляются кларнет, свирель — почти идиллия. Но постепенно фразы кларнета становятся все напряженнее. Лишь клавишные, похоже, ничего «не замечают», пребывая в благостном умиротворенном состоянии. На какой-то момент им, кажется, вновь удается «убаюкать» беспокойный кларнет, но даже и у них возникают нотки напряженности.
Саксофон, сменивший кларнет, выходит на остинатный, хотя и весьма причудливый ритм и «перетягивает» на свою сторону «рояль», заставив его так же судорожно биться рядом с собой на фоне продолжающего блаженствовать синтезатора. Теперь клавишные разделены, но вдруг к благости Roland'a примыкает саксофон, оставляя Prophet и Yamaha в одиночестве. Наконец успокаивается и «рояль», примыкая ко всеобщему апофеозу основной темы композиции.
Эпилог, как и прелюдия, составлен из. коротких фраз, но настроение их совершенно иное — резкости, агрессивности уже нет, наоборот — спокойствие, быть может, чуть-чуть усталость. Дело сделано, можно отдохнуть.
Принято считать, что джаз — искусство импровизационное. Свое мастерство выдающегося инструменталиста-импровизатора Владимир Чекасин доказал уже давно. Но всякий крупный музыкант неизбежно рано или поздно становится на гораздо более трудный и тернистый путь композитора. „Nomen Nescio" — большая удача на этом пути.
Александр Кан