4 дня
О сайте
ЛЗГ, 03.10.88
Максима Горького друзья называли в шутку «великим читателем земли русской». И в этом отношении я был верным его последователем. Но чтение «про себя» — это совсем другое, чем слушание того, что вы читали тысячу раз — со сцены. Это слушание, как ни странно, чем-то похоже на работу, которая сопровождает создание художественного произведения. Когда пишешь прозу, непременно читаешь ее вслух, слушаешь себя, проверяешь мелодию прозы, я уже не говорю о стихах. Слушание себя в какой-то мере близко слушанию других, разумеется, если то, что вы слышите, произносится талантливо, с глубоким чувством любви к русскому языку. Так читал Игорь Ильинский, и, слушая «Старосветских помещиков», я понял, как страдал Гоголь от своей любви к человечеству, как эта любовь, терзавшая его, потому что все в мире было не таким, как ему хотелось, была источником его творчества.
Затем я услышал Яхонтова, завоевавшего этот жанр своим необыкновенным артистизмом. Потом судьба свела меня с Дмитрием Журавлевым, который стал моим близким другом.
Найдя совершенно иную форму, выступает со своими моноспектаклями, полупеснями-полусказаниями Анна Смирнова. Я бы сказал, что ее искусство в чем-то напоминает мне восемнадцатый век. Мне кажется, что она прекрасно читала бы Ломоносова или Державина.
И вместе с тем ее искусство глубоко современно. Она читает Цветаеву как читают письма близкого человека, доверяясь слушателям, раскрывая в этих письмах и стихах, похожих на исповедь, тот нравственный подвиг, то усилие и напряжение, без которого не имеет права жить человек, а поэт—тем более. «...Мне все равно, сколько Вы можете поднять, мне важно, сколько Вы можете напрячься. Усилие и есть хотение, и если в Вас этого хотения нет — нам нечего с Вами делать...» — пишет Цветаева в личном письме молодому поэту.
Анна Смирнова — художник интеллектуальный. Она прочитала трагедию Цветаевой и была глубоко поражена этой трагедией, нашедшей в творчестве поэта такое острое выражение. Не случайно составлена и программа этой пластинки. В письме к А. Ахматовой в 1921 году Цветаева пишет: «Готовлю книжечку «Современникам» — стихи Вам, Блоку, Волконскому...» Книга осталась ненаписанной. Анна Смирнова пытается представить слушателям этот замысел как бы осуществленным. Ее М. Цветаева, обращаясь к современникам, прекрасно осознает свою трагедию: ее не услышали и не поняли. В глубине манеры чтения актрисы лежит чувство, которое внушено трагедией непризнания.
В. КАВЕРИН
Максима Горького друзья называли в шутку «великим читателем земли русской». И в этом отношении я был верным его последователем. Но чтение «про себя» — это совсем другое, чем слушание того, что вы читали тысячу раз — со сцены. Это слушание, как ни странно, чем-то похоже на работу, которая сопровождает создание художественного произведения. Когда пишешь прозу, непременно читаешь ее вслух, слушаешь себя, проверяешь мелодию прозы, я уже не говорю о стихах. Слушание себя в какой-то мере близко слушанию других, разумеется, если то, что вы слышите, произносится талантливо, с глубоким чувством любви к русскому языку. Так читал Игорь Ильинский, и, слушая «Старосветских помещиков», я понял, как страдал Гоголь от своей любви к человечеству, как эта любовь, терзавшая его, потому что все в мире было не таким, как ему хотелось, была источником его творчества.
Затем я услышал Яхонтова, завоевавшего этот жанр своим необыкновенным артистизмом. Потом судьба свела меня с Дмитрием Журавлевым, который стал моим близким другом.
Найдя совершенно иную форму, выступает со своими моноспектаклями, полупеснями-полусказаниями Анна Смирнова. Я бы сказал, что ее искусство в чем-то напоминает мне восемнадцатый век. Мне кажется, что она прекрасно читала бы Ломоносова или Державина.
И вместе с тем ее искусство глубоко современно. Она читает Цветаеву как читают письма близкого человека, доверяясь слушателям, раскрывая в этих письмах и стихах, похожих на исповедь, тот нравственный подвиг, то усилие и напряжение, без которого не имеет права жить человек, а поэт—тем более. «...Мне все равно, сколько Вы можете поднять, мне важно, сколько Вы можете напрячься. Усилие и есть хотение, и если в Вас этого хотения нет — нам нечего с Вами делать...» — пишет Цветаева в личном письме молодому поэту.
Анна Смирнова — художник интеллектуальный. Она прочитала трагедию Цветаевой и была глубоко поражена этой трагедией, нашедшей в творчестве поэта такое острое выражение. Не случайно составлена и программа этой пластинки. В письме к А. Ахматовой в 1921 году Цветаева пишет: «Готовлю книжечку «Современникам» — стихи Вам, Блоку, Волконскому...» Книга осталась ненаписанной. Анна Смирнова пытается представить слушателям этот замысел как бы осуществленным. Ее М. Цветаева, обращаясь к современникам, прекрасно осознает свою трагедию: ее не услышали и не поняли. В глубине манеры чтения актрисы лежит чувство, которое внушено трагедией непризнания.
В. КАВЕРИН