2 дня
О сайте
Голос Ахматовой...
Это само по себе чудо. А соединенные в одном диске стихи разных лет в авторском исполнении — буквально сказочный подарок любителям поэзии.
Анна Ахматова не часто печаталась при жизни. Голос ее звучал и того реже. Может быть, старые ленинградцы, пережившие блокаду, помнят радиомитинг ленинградских женщин, состоявшийся в конце сентября 1941 года. В числе других на нем выступала Ахматова. Она говорила: «Вот уже больше месяца, как враг грозит нашему городу пленом и наносит ему тяжелые раны. Вся жизнь моя связана с Ленинградом, и я, как и все вы сейчас, живу одной непоколебимой верой в то, что Ленинград никогда, ни на один час не будет фашистским».
Ее, тогдашнюю, точно запечатлела Ольга Берггольц: «У Фонтанного дома, у подъездов, глухо запахнутых, у резных чугунных ворот, гражданка Анна Андреевна Ахматова на дежурство встает». Да, как все горожане и горожанки, она выходила на дежурство по борьбе с «зажигалками», следила за порядком. Выдающийся поэт нашего времени, в ту пору она чувствовала себя рядовым защитником «своего города». Но Ахматова оставалась и поэтом. 19 июля 1941 года в «Ленинградской правде» были напечатаны ее стихи, прозвучавшие, как клятва:
Вражье знамя
Растает, как дым,
Правда за нами,
И мы победим!
Ветер войны ворвался в ее стихи, и мы увидели новые краски ее поэзии, более глубокой и многогранной, чем могли думать иные любители. Она стала военным поэтом.
Конечно, никогда не забывались яркие, будто вырезанные волшебным резцом ее городские миниатюры, запечатлевшие проспекты и каналы, медальоны садов и парков, золотую каллиграфию фонарей, а среди всего этого — женщину, которую любовь то поднимает к высокому небу, то заставляет страдать, да так, что каждому хочется хотя бы часть печалей переложить на свои плечи.
Но уже тогда, до войны, была у Ахматовой еще одна тема, рожденная временем. Вспомним, то была пора культа личности, который принес не просто страдания, а небывалое горе сотням и тысячам честных, ни в чем не повинных людей. Черное крыло страшного времени коснулось и Анны Ахматовой, готово было застить свет. Но Ахматова не склонила головы. Она оставалась тем, кем была всегда,— русской женщиной, матерью, гражданином. Вера в торжество справедливости помогала ей держать перо в руках.
Об этом нам напоминают не только стихи, но и сам голос Ахматовой, чуть глуховатый, идущий, кажется, из каких-то неведомых глубин человеческого сознания. Слушая пластинку, мы вспомним совсем юную Ахматову («Читая Гамлета», 1909 г.), потом автора стихов, сразу же после выхода первой книги обретшего всероссийскую славу («Муза», 1924 г.), услышим стихи, написанные снова в Ленинграде после окончания войны и возвращения на берега Невы из эвакуации («Летний сад», 1959 г.)...
Конечно, можно было бы избежать столь длительных временных «провалов». Но надо помнить, что все эти годы она писала и такие стихи, которые невозможно было опубликовать и которые ходили только в списках, передавались из уст в уста, часто шепотом. Эти «запретные» стихи были так же нужны людям, как в свое время «Клятва», «Мужество», «Победителям», адресованные прежде всего защитникам Отечества.
Речь идет о цикле стихов «Реквием». Он был написан в 1935 — 1940 годах. Иные из нас, общавшиеся с Анной Андреевной, знали некоторые стихи из этого грандиозного трагического полотна. Целиком он появился в печати только в 1987 году. Но давняя приятельница Ахматовой, ныне член-корреспондент Академии наук СССР Ольга Александровна Ладыженская была одной из тех, кому удалось в свое время записать этот цикл на магнитофонную пленку в исполнении самой Ахматовой. Пусть запись технически несовершенна — она несет дыхание времени, и ей нет. цены. Будем надеяться, что в будущем появятся еще какие-нибудь записи. Поиски продолжаются. Как продолжается эпоха Ахматовой, знавшая всякое — и попытки вычеркнуть из литературного обихода имена, и торжество справедливости. Об этом довольно точно сказала сама Ахматова:
Забудут? — вот чем удивили!
Меня забывали сто раз,
Сто раз я лежала в могиле,
Где, может быть, я и сейчас.
А Муза и глохла, и слепла,
В земле истлевала зерном,
Чтоб после, как Феникс из пепла,
В эфире восстать голубом.
Вспоминаются встречи и беседы в Комарове. И тогда, хотя после войны прошло уже немало лет, жилось Анне Андреевне нелегко. Беды, свалившиеся на нее, казалось бы, должны были выжать последние соки, стать путами на ногах, а чисто бытовые неурядицы — оторвать от письменного стола. Но она продолжала писать стихи, разгадывать «тайны ремесла». По роду своего дарования она была не только поэтом, но и вдумчивым литературоведом-исследователем. Она внесла свой — и немалый — вклад в пушкиноведение. Ей принадлежит разгадка тайны «Сказки о золотом петушке», удивительная по озарению статья «Пушкин и Невское взморье». При мне она беседовала с С. M. Бонди и Б. Б. Томашевским, выдающимися нашими пушкинистами, беседовала на равных, и ученые прислушивались к ней, печатали ее статьи в самых престижных академических изданиях. Ахматова обращалась к Пушкину постоянно, как к учителю, старшему товарищу по перу. В те далекие годы, когда Анна Андреевна жила в Царском Селе, она бродила по паркам, и ей чудилось, что вот-вот она увидит «смуглого отрока», который тоже «у озерных грустил берегов». Став известным писателем, она все пыталась понять, «какой ценой купил он право, возможность или благодать над всем так мудро и лукаво шутить, таинственно молчать». Она чувствовала всегда над собой «Онегина» воздушную громаду», и когда вокруг нее собирались молодые поэты, пытались вызнать «секреты» мастерства, она спокойно и величаво открывала томик пушкинских стихов.
Ее творчество не могло не выйти за пределы нашей страны. В последние годы жизни, когда она стала почетным доктором Оксфордского университета, лауреатом международной литературной премии «Этна-Таормина», ей пришлось выезжать за границу. Душой же она оставалась с Россией. Неудивительно, что 24 декабря 1964 года, в последний день пребывания в Риме, она писала о том, что не могла никогда забыть:
Для меня комаровские сосны
На своих языках говорят
И совсем как отдельные весны
В лужах, выпивших небо, — стоят,
Во всю историю отечественной литературы у нашей Поэзии были только отцы. Пушкин... Лермонтов... Некрасов... Блок... Маяковский... С появлением Ахматовой русская поэзия обрела материнство.
Вслушайтесь в голос Анны Ахматовой. Еще и еще раз поставьте пластинку. Чуткое ухо услышит, как великая правда стучится в наши сердца...
Дм. Хренков
Апрелевский завод,
1990,
Зак.27, тир. 11690
Это само по себе чудо. А соединенные в одном диске стихи разных лет в авторском исполнении — буквально сказочный подарок любителям поэзии.
Анна Ахматова не часто печаталась при жизни. Голос ее звучал и того реже. Может быть, старые ленинградцы, пережившие блокаду, помнят радиомитинг ленинградских женщин, состоявшийся в конце сентября 1941 года. В числе других на нем выступала Ахматова. Она говорила: «Вот уже больше месяца, как враг грозит нашему городу пленом и наносит ему тяжелые раны. Вся жизнь моя связана с Ленинградом, и я, как и все вы сейчас, живу одной непоколебимой верой в то, что Ленинград никогда, ни на один час не будет фашистским».
Ее, тогдашнюю, точно запечатлела Ольга Берггольц: «У Фонтанного дома, у подъездов, глухо запахнутых, у резных чугунных ворот, гражданка Анна Андреевна Ахматова на дежурство встает». Да, как все горожане и горожанки, она выходила на дежурство по борьбе с «зажигалками», следила за порядком. Выдающийся поэт нашего времени, в ту пору она чувствовала себя рядовым защитником «своего города». Но Ахматова оставалась и поэтом. 19 июля 1941 года в «Ленинградской правде» были напечатаны ее стихи, прозвучавшие, как клятва:
Вражье знамя
Растает, как дым,
Правда за нами,
И мы победим!
Ветер войны ворвался в ее стихи, и мы увидели новые краски ее поэзии, более глубокой и многогранной, чем могли думать иные любители. Она стала военным поэтом.
Конечно, никогда не забывались яркие, будто вырезанные волшебным резцом ее городские миниатюры, запечатлевшие проспекты и каналы, медальоны садов и парков, золотую каллиграфию фонарей, а среди всего этого — женщину, которую любовь то поднимает к высокому небу, то заставляет страдать, да так, что каждому хочется хотя бы часть печалей переложить на свои плечи.
Но уже тогда, до войны, была у Ахматовой еще одна тема, рожденная временем. Вспомним, то была пора культа личности, который принес не просто страдания, а небывалое горе сотням и тысячам честных, ни в чем не повинных людей. Черное крыло страшного времени коснулось и Анны Ахматовой, готово было застить свет. Но Ахматова не склонила головы. Она оставалась тем, кем была всегда,— русской женщиной, матерью, гражданином. Вера в торжество справедливости помогала ей держать перо в руках.
Об этом нам напоминают не только стихи, но и сам голос Ахматовой, чуть глуховатый, идущий, кажется, из каких-то неведомых глубин человеческого сознания. Слушая пластинку, мы вспомним совсем юную Ахматову («Читая Гамлета», 1909 г.), потом автора стихов, сразу же после выхода первой книги обретшего всероссийскую славу («Муза», 1924 г.), услышим стихи, написанные снова в Ленинграде после окончания войны и возвращения на берега Невы из эвакуации («Летний сад», 1959 г.)...
Конечно, можно было бы избежать столь длительных временных «провалов». Но надо помнить, что все эти годы она писала и такие стихи, которые невозможно было опубликовать и которые ходили только в списках, передавались из уст в уста, часто шепотом. Эти «запретные» стихи были так же нужны людям, как в свое время «Клятва», «Мужество», «Победителям», адресованные прежде всего защитникам Отечества.
Речь идет о цикле стихов «Реквием». Он был написан в 1935 — 1940 годах. Иные из нас, общавшиеся с Анной Андреевной, знали некоторые стихи из этого грандиозного трагического полотна. Целиком он появился в печати только в 1987 году. Но давняя приятельница Ахматовой, ныне член-корреспондент Академии наук СССР Ольга Александровна Ладыженская была одной из тех, кому удалось в свое время записать этот цикл на магнитофонную пленку в исполнении самой Ахматовой. Пусть запись технически несовершенна — она несет дыхание времени, и ей нет. цены. Будем надеяться, что в будущем появятся еще какие-нибудь записи. Поиски продолжаются. Как продолжается эпоха Ахматовой, знавшая всякое — и попытки вычеркнуть из литературного обихода имена, и торжество справедливости. Об этом довольно точно сказала сама Ахматова:
Забудут? — вот чем удивили!
Меня забывали сто раз,
Сто раз я лежала в могиле,
Где, может быть, я и сейчас.
А Муза и глохла, и слепла,
В земле истлевала зерном,
Чтоб после, как Феникс из пепла,
В эфире восстать голубом.
Вспоминаются встречи и беседы в Комарове. И тогда, хотя после войны прошло уже немало лет, жилось Анне Андреевне нелегко. Беды, свалившиеся на нее, казалось бы, должны были выжать последние соки, стать путами на ногах, а чисто бытовые неурядицы — оторвать от письменного стола. Но она продолжала писать стихи, разгадывать «тайны ремесла». По роду своего дарования она была не только поэтом, но и вдумчивым литературоведом-исследователем. Она внесла свой — и немалый — вклад в пушкиноведение. Ей принадлежит разгадка тайны «Сказки о золотом петушке», удивительная по озарению статья «Пушкин и Невское взморье». При мне она беседовала с С. M. Бонди и Б. Б. Томашевским, выдающимися нашими пушкинистами, беседовала на равных, и ученые прислушивались к ней, печатали ее статьи в самых престижных академических изданиях. Ахматова обращалась к Пушкину постоянно, как к учителю, старшему товарищу по перу. В те далекие годы, когда Анна Андреевна жила в Царском Селе, она бродила по паркам, и ей чудилось, что вот-вот она увидит «смуглого отрока», который тоже «у озерных грустил берегов». Став известным писателем, она все пыталась понять, «какой ценой купил он право, возможность или благодать над всем так мудро и лукаво шутить, таинственно молчать». Она чувствовала всегда над собой «Онегина» воздушную громаду», и когда вокруг нее собирались молодые поэты, пытались вызнать «секреты» мастерства, она спокойно и величаво открывала томик пушкинских стихов.
Ее творчество не могло не выйти за пределы нашей страны. В последние годы жизни, когда она стала почетным доктором Оксфордского университета, лауреатом международной литературной премии «Этна-Таормина», ей пришлось выезжать за границу. Душой же она оставалась с Россией. Неудивительно, что 24 декабря 1964 года, в последний день пребывания в Риме, она писала о том, что не могла никогда забыть:
Для меня комаровские сосны
На своих языках говорят
И совсем как отдельные весны
В лужах, выпивших небо, — стоят,
Во всю историю отечественной литературы у нашей Поэзии были только отцы. Пушкин... Лермонтов... Некрасов... Блок... Маяковский... С появлением Ахматовой русская поэзия обрела материнство.
Вслушайтесь в голос Анны Ахматовой. Еще и еще раз поставьте пластинку. Чуткое ухо услышит, как великая правда стучится в наши сердца...
Дм. Хренков
Апрелевский завод,
1990,
Зак.27, тир. 11690