2 дня
О сайте1 | М50-43437 007 1981, дата записи: 1979 |
инсценировка В. Непомнящего, музыка О. Трацевской и А. Петрова Ведущий - Ю. Яковлев, господин Тенардье - Е. Весник, госпожа Тенардье - Е. Козырева, Незнакомец - В. Гафт, Козетта - И. Солонина, Фантина - Л. Толмачева; инстр. ансамбль. Режиссер Н. Киселева Редакторы В. Вартанова, И. Якушенко Цифровое издание MEL CO 0942 Роману Виктора Гюго «Отверженные» уже больше ста лет. Он был завершен в 1861 году. А замысел этого большого произведения великий французский писатель разрабатывал всю свою творческую жизнь. Название «Отверженные», так прочно вошедшее в сознание многих поколений русских читателей (одними из первых среди них были Лев Толстой и Достоевский), не совсем точно передает смысл французского слова «мизерабль». Именно так заучит заглавие на родном языке автора. Что это значит? «Мизерабль», если переводить это слово несколькими подходящими по смыслу понятиями, по-русски звучало бы примерно так: «Несчастные, находящиеся на самом краю горя и нищеты». Казалось бы, какое дело до этих несчастных «великому Виктору», отец которого был не только генералом, но еще и графом? Что до них человеку, который всю свою долгую (1802–1885) жизнь, начиная с представления юношеской драмы «Эрнани» и до изданий последних лирических стихотворений «об искусстве быть дедом», был и знаменит, и отнюдь не беден. И, наконец, как мог один из «бессмертных» сорока членов французской академии, человек, увенчанный лавровым венком всемирной славы, обратить свой писательский талант на описание парижского «дна», с сочувствием, мало того, с восхищением писать о каторжнике, о продажной женщине, о мальчишке-оборвыше?.. Когда роман «Отверженные»» вышел в свет, эти самые, не очень умные вопросы, очевидно, задавали себе, не находя на них ответа и от этого впадая в брезгливую ярость, многие: от журналистов, ведущих отделы критики в официальной императорской прессе, от писателей, уходивших от действительности в заоблачные выси «чистого искусства», до русского царя Александра II. Роман, как только вышел в свет, сразу же был переведен на многие европейские языки. Слава Виктора Гюго была так велика, что, не дожидаясь разрешения царской цензуры, сразу три русских литературных журнала принялись печатать «Отверженных». Но эта публикация была приостановлена; царь нашел, что книга великого француза опасна, что она «смутит умы» и чуть ли не вызовет мятеж… Испанские церковники вообще объявили, будто истинным автором романа является не кто иной, как сам сатана! Всех этих защитников несправедливости, охранителей общественных устоев испугало страстное возмущение Гюго… В предисловии к «Отверженным» автор раскрыл самую суть замысла романа: «Три основные проблемы века – принижение мужчины вследствие принадлежности его к классу пролетариата, падение женщины вследствие голода, увядание ребенка вследствие мрака невежества… До тех пор, пока будут царить на земле нужда и невежество, книги, подобные этой, окажутся, быть может, небесполезными». Прошло столетие. Мир во многом изменился. Но роман Виктора Гюго не только оказался «небесполезным». Он стал одним из признанных шедевров мировой классической литературы. Образы «милосердного каторжника» Жана Вальжана, несчастной Фантины, жестокого инспектора Жавера, жадного, бесчувственного, Тенардье, маленьких героев романа – нежной Козетты и парижского гамена Гавроша, погибшего на баррикадах во время восстания против императорской тирании, – вошли в сознание миллионов читателей во всем мире, их имена стали нарицательными. Теперь никто уже не задает вопросов, обращенных к Гюго – одному из «бессмертных» или к Гюго – аристократу по рождению, по поводу того, как это ему могло прийти в голову посвятить полжизни теме «несчастные, терпящих горе и крайнюю нищету». Мы знаем истинную причину бессмертия Виктора Гюго – защитника угнетенных, великого романтика, многие годы пробывшего в изгнании, вдали от любимой Франции, Алексей Николаевич Толстой в немногих, но очень точных словах определил значение творчества французского писателя – бунтаря и поэта обездоленных. «Он набатно бил в колокол: «Проснитесь, человек бедствует, народ раздавлен несправедливостью». Это было хорошо и грандиозно – будить человечество» Пусть не всегда романтик Гюго мог указать путь борьбы с бесправием. Он многое идеализировал, часто им руководил не трезвый расчет, а чувство гнева или сострадания в самых крайних пределах – и тогда произведение получалось излишне сатиричным или сентиментальным. Но лучшие страницы творчества писателя, при всем том, что он был и всегда оставался главой французского романтизма в поэзии, прозе и драматургии, –реалистичны. Порой с документальной точностью Гюго восстанавливал событие и обстоятельства не только давней истории (например, в романах «Собор Парижской богоматери», «Человек, который смеете» и «Девяносто третий год»), но и совсем недавнего прошлого, свидетелем которого был он – современник восстаний против монархии в 1832 и 1848 гг. и Парижской коммуны. Именно Гюго долгие годы добивался и добился наконец амнистии парижским коммунарам: тому способствовала его замечательная речь во Французском сенате. В последний год своей жизни «великий старец» горячо выступал в числе других прогрессивных общественных деятелей мира за смягчение участи русских революционеров-народовольцев. Всю свою жизнь он призывал «швырять камни во дворцы». Вот каким был подлинный облик Виктора Гюго – рыцаря правды и свободы, певца героических действий, защитника угнетенных и страдающих. Именно поэтому его называют не только романтиком, но и реалистом. Гюго всегда старался помочь людям в беде, если видел лица, осунувшиеся от голода, глаза, потухшие от отчаяния. Он много говорил о гордости бедняков, о том, что милостыней их можно только оскорбить. И поэтому многие страницы произведений полны не только жалости, но и восхищения перед мужеством и человеческим достоинством людей, умеющих и в лохмотьях сохранить стойкость и отзывчивость. Детей Гюго особенно любил. Маленькая Козетта, приемная дочь великодушного Жана Вальжана, многим на первый взгляд покажется Золушкой прошлого века. Но это персонаж не из сказки, из самой жизни. Все свое негодование против жадности богачей, обрекающих бедных детей на голодную, нищую жизнь, все свое сострадание к этим несчастным, запуганным, всеми обижаемым малышам, Гюго вложил в трогательный, нежный образ Козетты-девочки. Резкими, густыми красками рисует он бессовестного Тенардье, которому совсем не страшно искалечить ребенка, лишь бы побольше получить денег. А для Козетты писатель ищет нежные акварельные оттенки, страстно и взволнованно рассказывая о ее недетской серьезности, грустном взгляде и безвыходно печальной жизни… М. Костылева, 1981 |