5 дней
О сайте8 2 | М10 44841-2, С10 19109-10 (2 пл.) 1983 |
Сторона 1 Р. ШУМАН (1810—1856) Концерт для виолончели с оркестром ля минор, соч. 129 — 24.45 1. Nicht zu schell 2. Langsam 3. Sehr lebhaft Лондонский симфонический оркестр. Дирижер Джон Барбиролли Сторона 2 Ф. ШОПЕН (1810—1849) Соната для виолончели и фортепиано соль минор, соч. 65 1. Allegro moderato — 9.38 2. Scherzo. Allegro con brio — 4.36 3. Largo — 3.06 4. Finale. Allegro — 6.20 Рудольф Фиркушны, фортепиано Сторона 3 А. ДВОРЖАК (1841—1904) Концерт для виолончели с оркестром си минор, соч. 104 1. Allegro — 15.43 2. Adagio ma non troppo — 13.10 Сторона 4 3. Allegro moderato — 12.57 Бостонски симфонический оркестр. Дирижер Шарль Мюнж К. ДЕБЮССИ (1862—1918) Соната для виолончели и фортепиано ре минор, соч. 1915 г. 1. Prologue. Lent — 4.21 2. Serenade. Moderement anime. 3. Finale. Anime — 7.07 Лукас Фосс, фортепиано |
Р.ШУМАН. Концерт для виолончели с оркестром ля минор, соч. 129 1. Nicht zu schnell. 2. Langsam. 3. Sehr lebhaft Лондонский филармонический оркестр. Дир. Джон Барбиролли Ф.ШОПЕН. Соната для виолончели и фортепиано соль минор, соч. 65 1. Allegro moderato; 2. Scherzo. Allegro con brio; 3. Largo; 4. Finale. Allegro Рудольф Фиркушны, ф-но Серия «Из сокровищницы мирового исполнительского искусства» 1-я пластинка комплекта. Вторая пластинка - С10-19109-10 |
Григорий Павлович Пятигорский родился 17 апреля 1903 года в семье музыканта. Отец начал учить его игре на виолончели с шестилетнего возраста, а уже в восемь-девять лет юный музыкант поражал слушателей звуком своей виолончели и особенной выразительностью игры. С раннего детства он не мыслил жизни без виолончели и вне музыки. «Для меня, — говорил в конце жизни Пятигорский, виолончель — самое важное на свете». Отец Григория Павловича был скромным оркестровым альтистом. Музыку любил самозабвенно, особенно квартетную, и в доме постаянно звучали камерные сочинения, в которых его партнерами выступали два старших сына — скрипач Леонид и виолончелист Григорий. Отец был твердо убежден, что игра в ансамбле и в оркестре является лучшей школой для музыканта-инструменталиста. В одиннадцать лет Пятигорский уже играл в оркестре Московского оперного театра Зимина, в четырнадцать лет он поступил в Московскую консерваторию в класс профессора Э. Глена. Примерно в те же годы выдающийся скрипач Л. М. Цейтлин привлек его к участию в Государственном струнном квартете имени В. И. Ленина, где шестнадцатилетний виолончелист стал партнером маститых профессоров Московской консерватории. В тот период Григорий Пятигорский постоянно выступал также с Ф. Блуменфельдом, А. Гольденвейзером, К. Игумновым, Е. Бекман-Щербиной и другими пианистами, нередко участвовал в концертах выдающихся певцов — Л. Собинова, Ф. Шаляпина, А. Неждановой. В шестнадцать лет Г. Пятигорский — уже солист оркестра Большого театра. Причиной столь быстрого выдвижения послужило исполнение труднейшего виолончельного соло в «Дон Кихоте» Рихарда Штрауса, которое юный музыкант блестяще сыграл с листа на генеральной репетиции (дирижировал Г. Фительберг). С этого дня о Григории Пятигорском заговорила вся музыкальная Москва. Впоследствии он неоднократно играл «Дон Кихота» со многими выдающимися дирижерами. Хотя общение и совместные выступления с выдающимися московскими музыкантами были для юного Пятигорского замечательной школой, он все же ощущал определенные пробелы в чисто инструментальной подготовке. Чтобы продолжить занятия по специальности, музыкант едет в Берлин, а затем в Лейпциг, где берет уроки у знаменитых профессоров Гуго Беккера и Юлиуса Кленгеля. Спустя некоторое время Пятигорский по конкурсу поступает в Берлинсий филармонический оркестр, которым тогда руководил В. Фуртвенглер, на место первого концертмейстера. В этот период начинается широкая концертная деятельность Пятигорского как солиста и ансамблиста, принесшая ему мировую славу. В своей книге «Виолончелист» Григорий Павлович Пятигорский живо и образно описывает свой встречи и выступления с самыми выдающимися музыкантами нашего столетия - дирижерами А. Тосканини, В. Фуртвенглером, Л. Стоковским, Б. Вальтером, С. Кусевицким, О. Клемперером, Ю. Орманди, Л. Бернстайном, П. Монте, пианистами С. Рахманиновым, А. Рубинштейном, В. Горовицем, А. Шнабелем, скрипачами Й. Сигети, Б. Губерманом, Ж. Тибо, Я. Хейфецем, Н. Мильштейном, К. Флешем. Григорий Пятигорский — неповторимое явление в виолончельном исполнительстве. Обладая редким по красоте звуком и совершенной техникой, Пятигорский сочетал в своем искусстве романтическую приподнятость с классической строгостью и философской углубленностью. Известный советский виолончелист Даниил Шафран так вспоминал свою встречу с Пятигорским в Нью-Йорке и свои впечатления от его игры: «...Уже после полуночи Пятигорский собрался уходить. На прощание он попросил разрешения поиграть немного на моей виолончели... Такого мягкого, такого естественного звучания я никогда у своего инструмента не слышал... Те несколько минут, в продолжение которых играл Пятигорский, дали мне счастливую возможность словно бы проникнуть в творческую индивидуальность этого замечательного музыканта. И сейчас, слушая его записи... я словно вижу, ощущаю живого артиста. Музицирование — вот, пожалуй, главное и самое сильное ощущение, которое выносишь, вновь и вновь возвращаясь к самым различным интерпретациям Пятигорского... Всюду поражает его отношение к исполнительству как к творчеству. Благородство лепки фразы, свобода и непринужденность rubato, нигде, однако не измельчающие музыки, неизменно плотное vibrato, ни на мгновение не снижающее исключительной интенсивности звукового потока, который естественно, будто сам собою отливается в совершенную по абрису форму...» К любой механической записи Пятигорский относился весьма сдержанно. Тем не менее он понимал, что сам факт появления грамзаписи является огромным прогрессивным техническим достижением нашего века. «Какое было бы счастье, — говорил Григорий Павлович, — если можно было бы услышать наших великих предшественников в современной записи». Он отрицательно относился ко всяким «дублям», исполнительским вариантам, считая, что это уже может быть достижением не музыканта, а звукорежиссера. Пятигорский никогда не «улучшал» свои записи, даже замечая в исполнении какие-то мелкие, технические недостатки. «Пусть они останутся, — говорил он. — Будет слышно, что играл живой человек, живой артист, а живой артист и живой человек не бывает без недостатков». Пятигорский вспоминал в книге «Виолончелист», как в начале 30-х годов он записывал в Лондоне Концерт Шумана (это была первая в истории запись на пластинки крупного виолончельного произведения): «Дирижер Джон Барбиролли сказал мне, что в нашем распоряжении всего лишь сорок минут - и для репетиции, и для записи Концерта Шумана. Звукоинженеры фирмы «His Master's Voice» заявили, что перерывов в ходе записи не будет и Концерт должен быть записан от начала до конца без остановок. Барбиролли, сам в прошлом виолончелист, хорошо знал Концерт и усомнился, удастся ли это сделать. «В самом деле, это было бы чудом, — заметил звукоинженер. — Нам предстоит первый опыт записи Концерта целиком, вместо того чтобы делать перерыв после каждой четырехминутной стороны» (в то время запись производилась на восковые валики, А. С.). «Как же вы думаете избежать остановок?» — спросил я. «Как только одна сторона будет закончена, следующую включит другой аппарат». У нас почти не было времени на то, чтобы обсуждать темпы или еще что-нибудь, да и на репетицию времени не оставалось. Барбиролли объяснил оркестру необычную ситуацию, и почти сразу же загорелась красная лампочка-сигнал. Наступило напряженное, настороженное молчание. Запись началась. Что это было? Обоюдная симпатия, очарование музыки или удача? Я не знаю. Наверное, и никто не понимал, как в невероятной сосредоточенности, часть за частью без единой запинки Концерт достиг завершающего аккорда. В то же мгновение раздался голос первого гобоиста Леона Гуссенса: «Браво!», и красный сигнал потух. Это «браво» осталось на пластинке. «Я очень сожалею», — сказал Гуссенс. «Ничего, — ответил я. — Это самое искреннее «браво», которое я слышал в своей жизни». «Мы не сможем соскоблить голос, — заметил звукоинженер. — Пожалуйста, сыграйте последнюю страницу еще раз». Зато теперь, когда мы играли, раздался стук от падения фагота, и каждое последующее повторение прерывалось чиханием, кашлем, пока наше время не истекло. Граммофонной фирме удалось лишь отчасти соскоблить с пластинки голос Гуссенса, оставив мне на радость его «браво» до наших дней». Григорий Павлович Пятигорский ушел из жизни 6 августа 1976 года. За несколько месяцев до кончины он дал два концерта в Филадельфии перед многотысячной аудиторией, занимался в Швейцарии с большой группой учеников. Как память о благородной деятельности этого великого артиста и труженика остались его записи почти всей основной виолончельной литературы, его транскрипции, книги, его ученики.. В одной из своих статей, опубликованных в дни пребывания в Москве в качестве члена жюри II Международного конкурса имени П. И. Чайковского, Григорий Павлович Пятигорский писал: «...Я хотел бы пожелать молодым музыкантам энтузиазма в творчестве, потому что в музыке жить без энтузиазма - все равно что жить без воздуха. Я хотел бы также пожелать им как следует изучить, познать самих себя, свои возможности. Пусть молодые музыканты знают и всегда помнят, что тот живет хорошо, кто отдает свою жизнь тому, что больше его самого...» А. Стогорский |