Каталог советских пластинок
Виртуальная клавиатура
Форматирование текста
Наверх
English
Авторизация
На этой пластинке записаны четырнадцать из шестисот песен Шуберта... Капля в море! К тому же далеко не все из Шуберта, что исполнено Викторией Ивановой. И, несмотря на это, возникает ощущение, что вы вошли в мир шубертовской песни. В чем здесь секрет? БЫТЬ может, в строгой последовательности избранных песен? Но совсем ранние сочинения, чудесные свидетельства «весны шубертовской песни» («Форель» на стихи Шубарта или «К Миньоне» на стихи Гёте), соседствуют с поздними шедеврами, причем Хронологический порядок не играет никакой роли: едва ли не самая последняя из песен Шуберта — «Голубиная почта» на стихи Заидля — помещена в середине программы, а завершает ее гимн «К музыке», созданный 20-летним композитором на стихи близкого его друга Франца фон Шобера. Многие певцы, готовя шубертовские программы, руководствуются общностью поэтических источников или же исполняют знаменитые вокальные циклы композитора. Виктория Иванова так не поступает. Обратите внимание: не только не рядом, но даже на разных сторонах пластинки оказались песни на стихи Гёте («К Миньоне» и «Сын муз»), разъединены песни на стихи Рюккерта, к тому же две песни из цикла «Прекрасная мельничиха» на стихи Мюллера («Куда?» и «Засохшие цветы») звучат не подряд и даже в обратной последовательности. Великие Шекспир и Гёте «мирно» сосуществуют с малоизвестными поэтами, входившими в тесный круг [фузей композитора (мы имеем в виду песни на стихи Шобера и Майрхофера). Нет, не поэтическими именами продиктован этот порядок, скорее, сюжетом.
Постоянные посетители концертов В. Н. Ивановой знают, каким глубоким содержанием наполнены ее программы. Главное, с точки зрения артистки, чтобы произведения естественно следовали одно за другим, чтобы, по ее словам, «непрерывно вилась цепочка человеческих чувств». Очевидно, та же задача стояла и при составлении пластинки из песен Шуберта.
В музыке Шуберта, особенно в его песнях, заключено все, что может чувствовать человек. Но разве можно поведать «обо всем» меньше чем за час? Об очень многом, оказывается, можно. Как это
достигается?
Вот прелестная песенка «Форель» на стихи Шубарта (лишь одна буква отличает написание имен поэта и композитора). Голос певицы, прозрачный и легкий, излучающий радость, кажется, создан для этой песни. В отличие от многих исполнителей Виктория Иванова не слишком драматизирует печальную развязку: слезы по поводу попавшей в сети рыбки не могут разрушить светлого настроения. Но рядом с ней песня «Засохшие цветы» на стихи В. Мюллера из цикла «Прекрасная мельничиха». Тот же голос повествует о настоящем горе — страданиях несчастного влюбленного. И еще одни, быть может, самые шубертов-ские «слезы» скрытые, спрятанные в улыбке: песня «К Миньоне» на стихи Гёте. Лишь три песни, в каждой — слезы (но какие разные!),
и каждый раз мы становимся свидетелями перевоплощения. Самое удивительное, что Виктория Иванова меньше всего стремится «играть»: певица воссоздает не столько героя, сколько образ самой песни. Поэтому нас нисколько не смущает, что большинство песен поется от лица мужчины и что певица, обладающая столь нежным, столь женственным голосом, выражает чувства то влюбленного юноши, то поэта — счастливого избранника муз, а то и вовсе глубокого старца (как мог проникнуть в его состояние композитор, не доживший до 32-х лет?!). Все, что происходит в песнях Шуберта, никогда не совершается в «безвоздушном пространстве»; чаще же всего — на лоне природы, зимой или летом, иод покровом ночи или при ярком свете дня (сравните сумрачный колорит песни «Ночные фиалки» с одной из самых «утренних» по настроению песен Шуберта «Куда?»). Прислушайтесь к тому, как по-разному «решен свет» в «Песне старца» и в песне «Юноша у ручья» (не случайно обе песни на пластинке оказались рядом, на сей раз—по принципу контраста): внутреннему свету — свету воспоминаний, согревающему последние дни старика, противопоставлен мягкий, солнечный свет, озаряющий юношу на берегу ручья с его преходящими печалями. Краски, которыми пользуется Шуберт, нежны и тонки, полны прихотливых оттенков. Один из современников композитора сравнил то, что услышал в его песнях, с игрой светотеней на полотнах Рембрандта: именно такое впечатление создают гибкая смена тональностей и ритмов, знаменитый шуберто-вский смешанный лад — мажороминор и это постоянное, часто неуловимое переплетение партий солиста и фортепиано.
Шуберт понимал песню как нерасторжимое единство голоса и аккомпанемента (порою трудно сказать, кому принадлежит здесь главная роль). Редкая песня обходится без фортепианного вступления, сразу же создающего атмосферу песни и всегда связанного с состоянием героя. Обратите внимание, например, какая разная у Шуберта вода (один из излюбленных образов композитора): то манящая, сверкающая («Куда?» и «Форель»), то идиллически-спокойная («Баркарола» на стихи Штольберга), то «утешительная», смешанная с шумом листвы и солнечным светом («Юноша у ручья»). А ведь все это разнообразие заключено в партии фортепиано, так же, как изображение звуков лютни или красок ночи.
Виктория Иванова — одна их тех певиц, которые испытывают счастье от совместного музицирования; она безошибочно чувствует и всегда точно попадает в атмосферу, создаваемую партнером (вероятно, именно поэтому Виктория Иванова в высшей степени требовательно и столь же благодарно относится к пианистам, с которыми поет). Программа этой пластинки записана ею в содружестве с замечательным музыкантом — композитором и пианистом Григорием Соломоновичем Зингером.
Высокие требования предъявляет певица и к текстам, вернее, к переводам текстов шубертовских песен, которые исполняет только на рус-
ском языке. Викторин Иванова принадлежит к разряду тех весьма редко встречающихся артистов, для кого «моды» словно бы не существует: она не стремится во что бы то ни стало петь на языке подлинника. Исполняя Шуберта, певица хочет донести до слушателя содержание песни — и не только в общих чертах, но в тончайших, изумительных подробностях, неотделимых от смысла и значения слов. Она права: ведь Шуберт писал не для горстки ценителей; его песни приводили в восторг и музыкантов, и тех, кто считал себя полным профаном в музыке (хотя последние, конечно, не были способны оценить эти шедевры во всем их богатстве). Виктория Иванова проникает в шубертовский мир как прекрасная певица и музыкант, творящий собственную интерпретацию каждой песни, и, с другой стороны, как любой человек, которому музыка Шуберта просто помогает жить. Кажется, это единственно правильный (хотя отнюдь не самый легкий!) подход к музыке гения, который, по словам академика Б. В. Асафьева, «обладал редкой способностью: ощущать и передавать радости и скорби жизни так, как их чувствуют и хотели бы передать большинство людей, если бы обладали дарованием Шуберта».
М. ЕЛЬЯНОВА
* * *
Victoria Ivanova is one of those singers who love ensembles. Her feeling of atmosphere created by her partner is unmistakable, and she always fits into it precisely. (It is probably because of this that Victoria Ivanova is extremely exacting and at the same time noble towards the pianists who accompany her). The programme on this disc is recorded by her in cooperation with the noted musician, composer and pianist Grigori Singer.
The singer is very particular about texts, or, to be exact, translations of texts to Schubert's songs which she sings only in Russian. Victoria Ivanova is one of those rare artists for whom "fashion" does not seem to exist — she never tries to sing in the language of the original whatever the cost. Performing Schubert, the singer wants to bring to the listener the song's contents not only in general, but in all the fine, wonderful details inseparable from the sense and meaning of words. She is right — Schubert did not write for select connoiseurs: his songs delighted both musicians and those who did not understand anything in music (though the latter, of course, could not properly appreciate these masterpieces). Victoria Ivanova penetrates into the Schubert's world as an excellent singer and musician creating her own interpretations and also as any other ordinary person whom Schubert's music helps to live. It seems that it is the only correct approach (though by no means the easiest) to music of a genious who, in B. Asafiev's words "had a rare ability to sense and convey joy and sorrow of life in such a way as they would be sensed and could be conveyed by the majority of people had they Schubert's gift".