4 дня
О сайте
АЗГ, зак 553—О—3320
НАДЕЖДЫ МАЛЕНЬКИЙ ОРКЕСТРИК
Каждый поэт — это явление не только литературное, но и музыкальное. Несравненен симфонизм Пушкина, гармонически соединивший бетховенски-эпический размах с моцартовской чарующей прозрачностью. Пушкин — это огромный оркестр, включающий в себя все музыкальные инструменты. Тютчев по сравнению с Пушкиным фортепианен, Баратынский — скрипичен. Некрасов — струнный оркестр. Маяковский — это трубы и ударные инструменты. В поэзии Есенина есть что-то талья-ночное, но не с нарисованными, а с живыми цветами на мехах. В Вознесенском слышатся саксофонные синкопы. Если бы Булат Окуджава не сочинял музыку и не пел своих стихов под гитару, в них все равно бы чувствовалось незримое звучание гитарных струн. Но внутри любого музыкального инструмента — даже такого, как гитара, если он находится, в неслучайных руках, есть некая тайная оркестровость. Поэзия Булата Окуджавы — это, по его собственному выражению, «надежды маленький оркестрик под управлением любви». Но чем бы ни управляла любовь, под ее волшебным управлением «маленькость» исчезает. Вместе со своими лучшими стихами, положенными или не положенными на музыку, вместе со своими лучшими прозаическими произведениями Окуджава представляет собой значительное художественное явление нашего времени.
Я познакомился с Булатом Окуджавой году в 57-м. Он тогда заведовал в издательстве «Молодая гвардия» переводами поэзии с языков наших республик и «подкармливал» молодых русских поэтов, давая им подстрочники. В числе этих молодых поэтов был и я. Я прочел первую калужскую книжку стихов Окуджавы, и особого впечатления она на меня не произвела. Относился я к нему, как к редакционному работнику, который между делом пишет стихи. И все же было в нем нечто особое: от его сдержанной, несуетливой манеры двигаться, говорить веяло каким-то еще внешне не определившимся, но внутренне сознаваемым талантом, и не подчеркиваемым, но проступающим чувством превосходства над мечущимися обивателями литературных порогов.
Меня невольно потянуло к этому человеку — в нем ощущалась тайна. Этой тайной был его, тогда еще невыявленный талант. Окуджава показал мне рукопись своей новой книги. Раскрыв ее, я был поражен — эти стихи, казалось, были написаны совсем другим поэтом, если сравнить с калужской книжкой.
Окуджава, как и я, часто посещал лит-объединение «Магистраль» при ЦДКЖ, руководимое Г. Левиным. Однажды, будучи в гостях у Левина, я впервые услышал несколько песен Окуджавы. Их пели хором молодые поэты. Молодежь припала к песням Окуджавы, как к очистительному роднику надежды. Эти песни распространялись с быстротой молнии по всей стране, несмотря на то, что ни разу еще не исполнялись ни по радио, ни по телевидению. Они звучали на магнитофонных лентах в квартирах рабочих, инженеров, физиков и лириков, их пели под гитару на стройках, в поездах. Недавно Слуцкий на творческом вечере Окуджавы вспомнил, как он шел однажды мимо студенческого общежития, а с трех подоконников разных комнат звучали сразу три разных песни Окуджавы. Этот успех поначалу озадачивал. Окуджава оказался в странном положении: некоторые говорили, что он плохой певец, некоторые — что он плохой композитор. Но жизнь песен развивалась независящим от этих мнений образом, и сегодня они стали неотъемлемы от нашей молодости, от наших надежд.
Многие попытки профессиональных композиторов писать новую музыку на стихи Окуджавы были неудачными. Шостакович мне однажды сказал, что писать новую музыку на его стихи бессмысленно: они как будто родились вместе с музыкой. Ряд крупнейших мастеров поэтического слова тоже признали песни Окуджавы, хотя и после некоторого упорства: в их числе были Твардовский и Смеляков. (Вначале их удивляла неимоверная популярность этого, ни на кого не похожего поэта с гитарой).
Песни Окуджавы и по поэтическому, и по музыкальному строю резко отличались от развлекательных эстрадных песенок. В основе его лучших произведений — особый романтический реализм в несколько облегченной внешне, но глубоко серьезной внутренне, лишь ему свойственной интонации. Окуджава является создателем как бы особого песенного жанра. Надеюсь, что не обижу никого, если выражу свое личное мнение: никто из работающих в этом направлении не поднялся до таких песен, как «Вы слышите, грохочут сапоги...», «Пока земля еще вертится...», «Последний троллейбус». Заслуженное признание получили и его песни из кинофильмов «Белорусский вокзал», «Белое солнце пустыни», «От зари до зари», «На ясный огонь» и другие.
Окуджава сейчас мало пишет песен и выступает редко — работа над прозой отнимает много времени. Но нам бы все-таки хотелось быть не только его читателями, но и слушателями его голоса и гитары — этого маленького оркестрика надежды под управлением любви к людям.
Ев г. Евтушенко
В пластинку включены записи разных лет (1960 — 1975 г.г.), сделанные Всесоюзной студией грамзаписи и Государственным литературным музеем.
Составитель Л. Шилов.
НАДЕЖДЫ МАЛЕНЬКИЙ ОРКЕСТРИК
Каждый поэт — это явление не только литературное, но и музыкальное. Несравненен симфонизм Пушкина, гармонически соединивший бетховенски-эпический размах с моцартовской чарующей прозрачностью. Пушкин — это огромный оркестр, включающий в себя все музыкальные инструменты. Тютчев по сравнению с Пушкиным фортепианен, Баратынский — скрипичен. Некрасов — струнный оркестр. Маяковский — это трубы и ударные инструменты. В поэзии Есенина есть что-то талья-ночное, но не с нарисованными, а с живыми цветами на мехах. В Вознесенском слышатся саксофонные синкопы. Если бы Булат Окуджава не сочинял музыку и не пел своих стихов под гитару, в них все равно бы чувствовалось незримое звучание гитарных струн. Но внутри любого музыкального инструмента — даже такого, как гитара, если он находится, в неслучайных руках, есть некая тайная оркестровость. Поэзия Булата Окуджавы — это, по его собственному выражению, «надежды маленький оркестрик под управлением любви». Но чем бы ни управляла любовь, под ее волшебным управлением «маленькость» исчезает. Вместе со своими лучшими стихами, положенными или не положенными на музыку, вместе со своими лучшими прозаическими произведениями Окуджава представляет собой значительное художественное явление нашего времени.
Я познакомился с Булатом Окуджавой году в 57-м. Он тогда заведовал в издательстве «Молодая гвардия» переводами поэзии с языков наших республик и «подкармливал» молодых русских поэтов, давая им подстрочники. В числе этих молодых поэтов был и я. Я прочел первую калужскую книжку стихов Окуджавы, и особого впечатления она на меня не произвела. Относился я к нему, как к редакционному работнику, который между делом пишет стихи. И все же было в нем нечто особое: от его сдержанной, несуетливой манеры двигаться, говорить веяло каким-то еще внешне не определившимся, но внутренне сознаваемым талантом, и не подчеркиваемым, но проступающим чувством превосходства над мечущимися обивателями литературных порогов.
Меня невольно потянуло к этому человеку — в нем ощущалась тайна. Этой тайной был его, тогда еще невыявленный талант. Окуджава показал мне рукопись своей новой книги. Раскрыв ее, я был поражен — эти стихи, казалось, были написаны совсем другим поэтом, если сравнить с калужской книжкой.
Окуджава, как и я, часто посещал лит-объединение «Магистраль» при ЦДКЖ, руководимое Г. Левиным. Однажды, будучи в гостях у Левина, я впервые услышал несколько песен Окуджавы. Их пели хором молодые поэты. Молодежь припала к песням Окуджавы, как к очистительному роднику надежды. Эти песни распространялись с быстротой молнии по всей стране, несмотря на то, что ни разу еще не исполнялись ни по радио, ни по телевидению. Они звучали на магнитофонных лентах в квартирах рабочих, инженеров, физиков и лириков, их пели под гитару на стройках, в поездах. Недавно Слуцкий на творческом вечере Окуджавы вспомнил, как он шел однажды мимо студенческого общежития, а с трех подоконников разных комнат звучали сразу три разных песни Окуджавы. Этот успех поначалу озадачивал. Окуджава оказался в странном положении: некоторые говорили, что он плохой певец, некоторые — что он плохой композитор. Но жизнь песен развивалась независящим от этих мнений образом, и сегодня они стали неотъемлемы от нашей молодости, от наших надежд.
Многие попытки профессиональных композиторов писать новую музыку на стихи Окуджавы были неудачными. Шостакович мне однажды сказал, что писать новую музыку на его стихи бессмысленно: они как будто родились вместе с музыкой. Ряд крупнейших мастеров поэтического слова тоже признали песни Окуджавы, хотя и после некоторого упорства: в их числе были Твардовский и Смеляков. (Вначале их удивляла неимоверная популярность этого, ни на кого не похожего поэта с гитарой).
Песни Окуджавы и по поэтическому, и по музыкальному строю резко отличались от развлекательных эстрадных песенок. В основе его лучших произведений — особый романтический реализм в несколько облегченной внешне, но глубоко серьезной внутренне, лишь ему свойственной интонации. Окуджава является создателем как бы особого песенного жанра. Надеюсь, что не обижу никого, если выражу свое личное мнение: никто из работающих в этом направлении не поднялся до таких песен, как «Вы слышите, грохочут сапоги...», «Пока земля еще вертится...», «Последний троллейбус». Заслуженное признание получили и его песни из кинофильмов «Белорусский вокзал», «Белое солнце пустыни», «От зари до зари», «На ясный огонь» и другие.
Окуджава сейчас мало пишет песен и выступает редко — работа над прозой отнимает много времени. Но нам бы все-таки хотелось быть не только его читателями, но и слушателями его голоса и гитары — этого маленького оркестрика надежды под управлением любви к людям.
Ев г. Евтушенко
В пластинку включены записи разных лет (1960 — 1975 г.г.), сделанные Всесоюзной студией грамзаписи и Государственным литературным музеем.
Составитель Л. Шилов.