ПЕСНИ Э. КОЛМАНОВСКОГО (1923).
1. Родина моя,
2. Бежит река
(Е. Евтушенко);
3. Люди в белых халатах (Л. Ошанин);
4. Мужчины (В. Солоухин);
5. Песня о фабричном гудке (М. Матусовский);
6. Сны (И. Гофф);
7. Московская серенада,
8. Тает снег
(Л. Дербенев и И. Шаферан);
9. Рано или поздно (Е. Евтушенко);
10. Ты говоришь мне о любви (Л. Дербенев и И, Шаферан);
11, Старинное танго (Е. Евтушенко);
12. Что было (И. Грицкова).
Н. Бродская (10), Л. Зыкина (1, 2), И. Кобзон (5, 7, 11), М. Кристалинская (6), М. Пахоменко (4), М. Розова (12), В. Толкунова (8), В. Трошин (3, 9)
МИР, ПОДАРЕННЫЙ НАМ
Внутри этого большого мира, в котором мы все живем и который, несмотря не все его трагедии и сложности, сам является огромным неповторимым подарком, есть и другие подарки, этот мир составляющие. Таковы лучшие человеческие чувства, и звучащее проявление этих чувств — музыка.
При имени Эдуарда Колмановского, пожалуй, в душе любого человека нашей страны возникает целый музыкальный мир, подаренный этим композиторов нашему народу. Песенное творчество — это индивидуальное развитие отдельных музыкальных тем общей симфонии, чье имя — душа народная. Лучшее в нашей песне — это фольклор, высоко профессионально соединенный с ритмами новых, вторгшихся в устоявшиеся формы жизни событий — революции, строек, Великой Отечественной, технических взлетов и связанных с этими событиями переживаний.
Столбовая дорога нашей песни слилась с дорогой самого народа. Есть песни, которые стали частью души народа и частью его истории. Среди таких песен, как «Вперед, заре навстречу», «Орленок», «Полюшко-поле», «Вставай, вставай, кудрявая», «Катюша», «Темная ночь», «Эх, дороги», «Течет река Волга», «Подмосковные вечера», достойно занимают свое место песни Колмановского. Без этих песен уже нельзя представить время, создавшее их. Но не только время создает песни, и сами песни создают время.
Разве можно вынуть из времени песню «Я люблю тебя, жизнь». Колмановский — композитор высокой профессиональной культуры. Но глубоко заблуждаются те песенные композиторы, которые думают, что этот профессионализм состоит лишь в отношении к самой музыке, — он состоит и в отношении к словам песен, и в отношении к жизни.
Колмановский воспринимает поэзию не как орудие «подтекстовки», он ее любит, и часто его музыка рождается не сама по себе, а как результат слияния с поэзией. Конечно, и у Колмановского есть неудачи, но он один из немногих композиторов, никогда не допускающих соавторства с халтурой, со стыдными или бесстыдными наспех зарифмованными словесами.
Одна из моих любимых песен Колмановского «За окошком свету мало» на слова Ваншенкина, где очаровательные, полные народной первозданности слова как бы перетекают в музыку, и музыка снова переливается в слова, легко и плавно кружащиеся на волнах мелодии, как пушистые снежные хлопья. Знаменитая «Бирюсинка» с ее заводным, зажигательным началом. Мудрая, грустно улыбающаяся песня «Я работаю волшебником», мелодически неотделимая не только от слов, но даже и от неповторимых интонаций ее первого исполнителя — Марка Бернеса... Резкие гротесковые пассажи песенок на слова Светлова из спектакля «Голый король»... Полные жизненной гармонии и ощущения сложной прелести бытия песни на слова Антокольского из спектакля «Двенадцатая ночь» Шекспира... И вместе с тем — величавая эпика песни «Хотят ли русские войны?», хоровая мощь «Гимна Родине...» Какое разнообразие, невозможное без истинной внутренней культуры, единства ума и эмоции!
Мне посчастливилось работать с Колмановским, и музыку первой моей запевшейся песни «Бежит река...» написал именно он, дав мне возможность ощутить великую радость, встречая собственные слова где-то на полустанках, у костров, в далеких от столичного шума избах. Колмановскому я обязан новой, второй жизни моей поэзии. За это, наверно, благодарны ему и другие его поэтические соавторы. Но Колмановский никогда не бывал в работе снисходительным — сколько, что называется, шкур, спустили они с меня вместе с Марком Бернесом, прежде чем слова «Хотят ли русские войны?» приобрели окончательную форму. В то же время он был всегда бережным, чутким товарищем.
В 1974 году я позвонил Колмановскому из больницы, прочитал по телефону стихи «Родина моя» — он даже не записал текста, а через день сообщил мне, что музыка уже готова. Это было тем более поразительно, что музыка совершенно совпала и с ритмом и со смыслом моих стихов. Только он застенчиво попросил меня добавить два четверостишия, еще более расширявших тему, что я с удовольствием и сделал.
Без сомнения, по разнообразию красок, по своим, еще не полностью раскрытым возможностям Колмановский чем-то близок к одному из классиков советской песни — к Дунаевскому. В нем соединяется и тончайший лиризм, и набатная гражданственность. Темпераментность музыки Колмановского — это не бравая физическая мускулистость, а темпераментность мысли и, что самое главное, темпераментность сопереживания с людьми, живущими на одной и той же земле с ним.
Поставим эту пластинку, прислушаемся снова к этому миру, подаренному нам, и мы — каждый для себя— откроем в нем новые ноты.
Евг. Евтушенко