Трудно найти в русской классической вокальной лирике что-либо более гармонически-совершенное и одновременно ставящее перед певцом столь сложные исполнительские задачи, как романсы Глинки. (Не оттого ли так редко, за отдельными исключениями, звучат они в наших концертных залах, а многие из них и совсем остаются в полузабвении?). Мир глинкинских романсов — это мир света и гармонии, мир мудрой ясности мысли и благородной возвышенности чувства; здесь царит античное совершенство форм и классическая красота линий, здесь все правдиво, естественно и пластично, и это и создает ощущение высшей простоты, столь редко и с таким трудом достигаемой в искусстве. В романсах Глинки «мало нот», и каждая—на вес золота, как слово в пушкинском стихе: каждая на своем месте и полна смысла и значения. Здесь нет привходящих импульсов, внемузыкальных ассоциаций, которые направили бы исполнительскую мысль (романсы-повествования, с четкой, помогающей певцу «литературной» или «зрительной» программой, как, например, баллада «Ночной смотр», у Глинки единичны). Образы глинкинских романсов выражают себя, говоря словами Б. Асафьева, «столько как музыка». Оттого так трудно петь Глинку, оттого художественно убедительное его исполнение дается очень немногим, даже весьма опытным певцам.
С тем большим, думается, интересом встретят любители музыки настоящую пластинку — очередную новую работу Александра Ведерникова, одного из выдающихся наших певцов: часть подготовленного артистом большого цикла романсов Глинки. На пластинке записано четырнадцать из них.
Ведерников обладает большим опытом камерного исполнительства. Напомню, что в концертном репертуаре певца — Даргомыжский, Бородин, Римский-Корсаков, Мусоргский (весь), Чайковский и Глазунов; Бах, Гендель, Моцарт, Бетховен, Шуберт и Шуман; Прокофьев, Шостакович, Свиридов (почти все вокальные сочинения композитора), Кабалевский, Щедрин, Бунин и Тактакишвили; русские песни и песни народов зарубежных стран (при том, что Ведерников исполняет в оперном театре практически все ведущие партии своего амплуа). Пел Ведерников и отдельные романсы Глинки. Однако настоящий цикл — качественно новая работа, раскрывающая некоторые новые стороны артистического облика певца, прежде всего умение достигнуть, был» может, самого главного при исполнении Глинки: такой слиянности слова и звука, когда (еще раз приходят на память слова Б. Асафьева) «мелодия словно «говорит», а стихи слово «поют». В этом — суть русской классической, именно глинкинской вокальной традиции: осмысленное, чистое пение при строгой, благородной манере интонирования.
Эти качества артист обнаруживает уже в первом романсе, в едва ли не самом популярном раннем глинкинском романсе-элегии «Не искушай меня без нужды» (1825). Линия эмоционального подъема заключена здесь только в мелодии, в стихах этого нет. Чтобы романс не превратился в сентиментальную жалобу, исполнитель должен преодолеть выраженную в словах душевную покорность правдивостью интонирования отрицающей эту покорность мелодии. Именно так понимает Ведерников глинкинскую элегию, раскрывая в ней глубоко переживаемое чувство, но не чувствительность.
«Ах ты. ночь ли, ноченька» на слова А. Дельвига (1828) ближе к так называемой бытовой городской песне той эпохи, нежели к собственно романсу. Приметы индивидуально глинкинского почерка здесь едва уловимы; они, скорее, в общем изяществе мелодической линии и в характерном интонационном обороте на словах «не сияешь месяцем», выразительно акцентируемом певцом. Напротив, романс на слова П. Рындина «Как сладко с тобою мне быть» (1840), относящийся к периоду творческой зрелости композитора (после «Ивана Сусанина»), являет собой типичнейший для мелоса Глинки пример той «слиянности слова и звука», о которой было сказано выше: этот романс — почти разговорная речь, подчиненная естественным закономерностям живой человеческой речи, и в то же время это совершеннейшая мелодия, построенная по законам речи музыкальной. Ведерников убедительно достигает такого слияния речи и пения.
Написанная в том же (1840) году «Колыбельная песня» на слова Н. Кукольника (из цикла «Прощание с Петербургом») — одно из интереснейших и очень редко исполняемых сочинений Глинки, в котором многое (и в музыкально-драматургическом отношении, и в чисто интонационном) неожиданно предвосхищает будущие «колыбельные» Мусоргского. Особенно впечатляет здесь контраст, не внешнединамический, а мастерски найденный певцом темброво-интонационный, эмоционально-смысловой контраст между несколько «шубертовскими», хоть и распетыми по-русски, крайними разделами (завораживающе-нежное, «баюкающее» pianissimo) и тревожно-угрожающей, экспрессивной средней частью «Колыбельной».
Следующие четыре романса «Признание» (1840), «Не пой, красавица» (1828), «В крови горит огонь желанья» (1838) и «Я помню чудное мгновенье» (1840) образуют маленькую «Пушкиниану» внутри цикла. За исключением непритязательной миниатюры «Признание» — изящного, типа «в альбом», вальса (словно мимолетный отзвук музыкальных гостиных), остальные три романса относятся к числу тех. написанных композитором на тексты Пушкина, в которых с особенной силой запечатлена атмосфера света, гармонии и жизнеутверждающего мирочувствования. Прежде всего это относится к гениальному «Я помню чудное мгновенье», самому совершенному созданию во всей вокальной лирике Глинки. Музыкальное содержание этого романса перерождение интонации светлого воспоминания в интонации вновь переживаемого счастья, переполняющего грудь чувства душевного обновления. Кстати, своим исполнением Ведерников опровергает устоявшееся мнение о том. что этот романс «не подходит» к низкому голосу. Дело не в голосе (бас или тенор), а в умении раскрыть это музыкальное содержание.
Романс на слова Н. Кукольника «К Молли» (1840, из цикла «Прощание с Петербургом») и своей формой, и фактурой, и несколько театральным пафосом текста напоминает скорее какую-нибудь арию или каватину из итальянской оперы (при том, что сама мелодика романса — чисто глинкинская). и Ведерников исполняет этот романс именно «по-оперному» — con forza, приподнято, широким, открытым звуком. Оперная театральность чувствуется и в трактовке Ведерниковым другого романса из того же цикла на слова Н. Кукольника, «Рыцарского романса» (1840). Он действительно близок предыдущему своим общим эмоциональным тонусом, хотя если в романсе «К Молли» преобладает все же лирическая стихия, то в «Рыцарском романсе» артист выдвигает на первый план мужественно-героическое начало образа.
Фантазия "Венецианская ночь» на стихи И. Козлова написана Глинкой в 1832 году в Милане. Волшебно-чарующе струится нескончаемая плавная мелодия, вместе с тихими мерными всплесками весел и таким же тихим нескончаемым течением воды. Весь романс звучит pianissimo — как «воспоминание о Венеции». Великолепный образец русской) лирического cantabile, образец совершенной художественной простоты.
Ранний романс «Забуду ль я» на слова С. Голицына (1829) выдержан в привычных, «общелюбимых» интонациях городской лирики того времени, привлекающих и сегодня неизменной теплотой и правдивостью тона. Последний же написанный Глинкой романс — «Не говори, что сердцу больно» (1856, слова Н. Павлова) — примечателен остродраматическим выражением душевного конфликта между чистым, готовым на самопожертвование чувством и холодным, скучающим «безбожным светом». Великолепна декламация этого романса — чередование коротких речитативных фраз и более распевных предложений, прерываемых — лучше сказать разорванных—выразительнейшими паузами и молчаниями».
Завершает пластинку знаменитая баллада-фантазия «Ночной смотр» на слова В. Жуковского (1836). Ее запись интересна тем. что здесь артист заметно отходит от привычной, «освященной» традицией трактовки. Вместо стремительно, порывисто, под треск барабанов и крики труб, как бы зримо, воочию развертывающейся баллады-картины Ведерников дает нечто иное: замедленный темп, метрономически размеренный, леденящий своей неотвратимостью пульс триолей, отсчитывающих полночные минуты, глуховатый, словно ставший бестелесным («загробный») голос. Не парадный смотр с развевающимися знаменами и пушечными салютами, а фантастическое ночное видение. Не по дорогам войны, не по мостовым поверженных городов, звонко стуча подковами и бряцая оружием, а неслышно, бесшумными тенями в ночи, «на легких воздушных конях» слетаются на безмолвный смотр непобедимые некогда эскадроны... Удивительно впечатляющая картина, и безусловно новая...
...Красивый, мягкий, гибкий и послушный певцу голос: ясная, абсолютно внятная дикция; выразительное прочтение текста. в котором каждое слово осмыслено и за каждым словом — эмоция, образ; естественная фразировка, создающая ощущение живой, непринужденной человеческой речи в пении, — вот некоторые важнейшие из тех качеств, которыми обладает Ведерников — исполнитель Глинки.
П. ПИЧУГИН

Наталия Гуреева, принимавшая участие в записи этой пластинки — постоянный концертмейстер Александра Ведерникова. Она — воспитанница профессора Л. И. Ройзмана, по классу которого в 1962 году окончила Московскую консерватории как органистка и пианистка. Н. Гуреева выступает в составе камерных ансамблей и с сольными концертными программами. В ее органном репертуаре — старинная музыка, Бах, Регер, Лист, Брамс, произведения современных зарубежных и советских композиторов. Как органистка она часто выступает с М. Фихтенгольцем. Н. Исаковой, Р. Бобриневой.
Н. Гуреева ведет также преподавательскую работу в Московской консерватории (классы органа и концертмейстерского мастерства).