ЛЗГ, оборот

Был вечер, и страна смотрела "Кинопанораму". Ведуший представил зрителям молодого актёра Игоря Скляра, который, помимо драматического, обладает несомненным вокальным дарованием. Молодой человек взял гитару, скромно сообщил об имеющим место быть исполнении русской народной песни "Губы окаянные"…
В течении следующей недели Юлий Ким, отвечая на телефонные звонки, с большим удовольствием произносил: "Русский народ у телефона!"
Что за вольность, что за ширь – океан! Простор, как будто созданный для песни, песню ждущий; шестидесятые годы, фанерная гитара, полуостров Камчатка – и почти все дни – солнечные! Не удивителен оптимизм, танцевальная лёгкость, энергия песен Кима тех лет – была молодость, вокруг лежал край света. Удивительно то, что в песнях, написанных гороздо позднее, уже в Москве, останется жить вольное дыхание Камчатки, особый кимовский оптимизм, порой наивный, порой саркастический – родом из этих мест. Герои его первых песен – китобои, рыбаки, их жёны, корсары и чайки: "на далеком севере бродит рыба-кит", "стоит на берегу поселок Анапка, стоит себе – рыбачит".
В середине шестидесятых Ким преподает в московских школах и пишет песни – лирические, "пиратские", "песни времен 1812 года". Ученики готовят домашние задания по истории и песенки учителя поют. Впрочем, поются они по всей стране – у лесных костров, в городских квартирах, на турбазах, вперемешку с песнями других бардов. Тогда авторская песня влюбила нас в себя. Записи музыки четырех парней из Ливерпуля были тогда в редкость и в новинку, шквал дискокультуры даже не маячил на горизонте, а писатель Белов ещё не обрушивался на аэробику хотя бы потому, что последней просто не было…
Вечером, когда закончилась запись последней песни пластинки, которую вы держите сейчас в руках, мы шагали с Кимом по Садовому кольцу и рассуждали примерно так: "Ну, ладно. Ясно, что те, кому сейчас под пятьдесят, примут эту пластинку, как свою молодость. А нынешние, двадцатилетние?" Задавали себе этот вопрос и не находили ответа. Посмотрим…
Бежали годы. Юношеский инфантилизм клубов самодеятельной песни начал пугать и сковывать бардов посреди серьезных семидесятых. Стая разлетелась, каждый выбиррал свой путь. Высоцкий сыграл Гамлета и Лопахина, готовился к режиссерскрму дебюту на Одесской студии. Мальчишки, увлеченные всеми "Семнадцатью мгновениями весны", и не подозревали, что артист Визбор, игравший Бормана, сочинял когда-то песни про тайгу. Окуджава писал исторические романы про отставного поручика Амилахвари.
Ким ушел в Театр. Театр рождался в его песнях-стилизациях, он выдумывал героев: не тех, про кого песня, а тех, кто песню поет. Песни оказывались самыми настоящими театральными монологами. Песни-монологи капитана, гусара, пирата, шекспировского шута, старой театралки, фонвизинских Митрофанушки и Скотинина. Спектакли по пьесам Кима ("Иван-царевич", "Ной и его сыновья", "Сказки Арденнского леса") идут на театральных подмостках от Москвы до самых до окраин, то есть, до той же Камчатки. И как это было хорошо, если бы родилась пластинка "Театр Юлия Кима".
Театр его песен очень сердечен. Под всеми масками стилизаций легко угадывается лукавый дирический герой (это похоже на Зощенко!), который терпеть не может самоуверенной воинственности, чиновной пошлости и, несмотря на все капризы погоды, собирается допеть до конца. Театр его песен – это театр, где маски примеряются на миг и отбрасываются в угол, к детским игрушкам – для того, чтобы сочинились маски новые. Даже сценический псевдоним "Ю.Михайлов", взятый им неизвестно зачем, для пущей важности, оказался в театре его жизни такой же театральной маской, смахивающей на "железную маску" Дюма. Под этой маской он написал стихи и песни к множеству фильмов: "Бумбарашу", "Точке, точке, запятой", "Обыкновенному чуду", "Двенадцати стульям", "Красной шапочке".
Но вот маска снята, пошла иная игра и не огорчайся, дорогой Юлий, что записал ты эту пластинку без оркестра, не вспоминай со вздохом, как аранжировал твою музыку Альфред Шнитке в "Похождениях зубного врача". Хорошо, что вновь звучит гитара и вторит ей гитара нового барда. И уж совсем замечательна ошибка Игоря Скляра, дорогой автор русских народных! Много песен отлетело от имени твоего, и поживают они сами по себе. Владимир Высоцкий тоже не имел удостоверения народного артиста, его народность удостоверил сам народ.
Здесь можно б и точку поставить, но хочется еще вспомнить одну деталь, подтвержающую множественность жизненных совпадений. Когда Юлий Ким учился в начальных классах школы города Малоярославца Калужской области, неподалеку от самой Калуги преподавал Булат Окуджава. А через много лет бывший калужский учитель посвятил бывшему калужскому ученику вот эти стихи:
Ну чем тебе потрафить, мой кузнечик, едва твой гимн пространства огласит?
Прислушаться – он скорбей излечит, а вслушаться – из мертвых воскресит…
Поэту настоящему спасибо, руке его, безумию его,
и голосу, когда, взлетев до хрипа, он достигает неба своего.
Владимир Оренов