конверт Ленинградский завод. 22.04.87. З. 552-о-5500
Вроде бы парадокс: который уже год Сонни Роллинз почти не выступает ни на концертах, ни на джазовых фестивалях, ни даже в клубах, его имя почти не упоминается ни в рецензиях, ни в джазовых новостях, а тем не менее и критика и публика хранят по отношению к нему незыблемую любовь и верность. Как выразился один обозреватель, Роллинз порождает больше заголовков не выступая, чем иные от постоянных выступлений. По ежегодным опросам читателей и критиков почтеннейшего джазового журнала «Даун Бит» Роллинз продолжает лидировать в своей графе с большим отрывом от других тенористое.
Его немеркнущая слава, похоже, подогревается переизданиями грамзаписей 60-х и даже 50-х годов (в частности знаменитого Стокгольмского концерта 1959 года). Его имя и музыка затягиваются уже в который раз покровом тайн и легенд. Куда он движется? Что он задумал? Ведь сколько толков было на тему его «уходов в себя», длившихся по два-три года (и это в музыке, где все меняется очень быстро). На рубеже 50-х и 60-х годов он уединился и то ли усиленно занимался на саксофоне, то ли ходил по ночам один взад-вперед по Уильямсбургскому мосту высоко над Ист-ривер, то ли вступил в орден розенкрейцеров. А еще через десять лет он уехал на три года в Японию и Индию изучать дзэн, йогу и тексты «Бхага-вадгиты».
«Я не знаю, как я буду развиваться дальше и уж тем более не смогу предсказать будущее джаза, — сказал он недавно в интервью журналу «Джаз форум». — Сегодня джазу более всего нужны хороший ритм и оригинальность. И музыканты с крепкой базой, знающие старый джаз и пытающиеся сыграть что-то новенькое. Джазу бы пошло на пользу, если бы его вытащили из ночных клубов. Мне бы хотелось видеть джаз, преподносимый с концертной сцены с тем же достоинством, с каким нам преподносят классическую музыку».
Часто приходится слышать, что он выступает сейчас со слабыми музыкантами. Смитсониан-ский институт в Вашингтоне, заботящийся о сохранении американских культурных ценностей, даже организовал записи Роллинза со звездами современного джаза, что стоило, говорят, огромных денег. «Я выбираю тех, кто мне нужен сегодня для моей сегодняшней музыки. Я далек от совершенства, я меняюсь и приветствую перемены», — сказал Роллинз, перейдя свой пятидесятилетний рубеж.
Вооруженный только тенор-саксофоном, он может дать концерт в одиночку, как это случилось в 1985 году, когда он в течение часа без остановки музицировал в саду нью-йоркского Музея современного искусства, передвигаясь среди расставленных там скульптур. Его появление на любом джаз-фестивале тут же становится главным событием. В 1980 году музыканты лукьяновского «Каданса» увидели и услышали его ансамбль на «Джаз Джембори» в Варшаве. Пианист Михаил Окунь рассказывал мне о своих впечатлениях: «Роллинз вышел на эстраду и/ еще не начав играть, все внимание приковал к себе. Огромного роста, с фигурой Кассиуса Клея, он был необычайно красив физически. Когда он заиграл каденцию к «Блю энд сэнтиментал», клянусь, у меня потекли слезы из глаз. Он не просто саксофонист, не просто музыкант или композитор, с какими бы восторженными эпитетами эти слова не употреблять. Он — явление природы. Как вулкан Килиманджаро».
Поэтому каждая новая запись Сонни Роллинза встречается с интересом. А та, которая перед вами, ценна еще и тем, что ее редактором и продюсером является сам Сонни Роллинз, Сонни Роллинз 1984 года. «Я не тот, кто в 50-е годы записывал великие пластинки, — сказал он как-то. — Я тот, кто изобретает новую музыку в данный момент». // Алексей Баташев