5 дней
О сайте
Среди деятелей русской культуры есть такие имена, которыми может гордиться наша великая Родина. К числу этих людей принадлежит замечательный художник Леонид Витальевич Собинов.
Лично мне Леонид Витальевич дорог не только как пленительный, прекрасный артист, превосходный певец, но и как на редкость чуткий, отзывчивый товарищ, мой постоянный, незаменимый партнер и горячо любимый, близкий друг.
Моя первая встреча с Леонидом Витальевичем произошла в Большом театре в 1902 году, на студенческом экзаменационном спектакле Московской консерватории. Шла опера Моцарта «Похищение из сераля», в которой я исполняла партию Констанцы.
Помню охватившее меня волнение, когда я узнала, что среди публики находится знаменитый уже тогда Собинов.
По окончании спектакля Леонид Витальевич приветливо подошел ко мне, тепло поздравил с успехом, наговорил много комплиментов и первый подал мысль придти на пробу голосов в Большой театр, что я и сделала. После удачной пробы и дебюта я была принята в труппу. Таким образом, Леонид Витальевич был до некоторой степени виновником моего поступления на сцену Большого театра.
До нашего знакомства Леонид Витальевич пел в Большом театре уже в течение пяти лет и успел за эти годы завоевать широкую популярность и любовь публики. Он по праву занял одно из первых мест в рядах великих мастеров вокального искусства.
Умный, всесторонне образованный человек, тонкий художник, Леонид Витальевич, вместе с Федором Ивановичем Шаляпиным, являлся для меня, начинающей артистки, идеалом настоящего артиста.
Тайна обаяния Собинова и его чарующей власти над публикой была прежде всего в необычайно красивом, мягком тембре его серебристого голоса, которым он владел в совершенстве, в ясной, изумительно отчетливой дикции, в простоте, искренности исполнения и полной гармонии вокального и драматического мастерства. В голосе Собинова было что-то родное, русское, близкое, трогающее душу, что заставляло искренне верить в правду его искусства. Теплота, лирическая напевность в сочетании со сценическим обаянием производили незабываемое впечатление.
Чрезвычайно строгий, требовательный к себе, Собинов достиг успеха не только благодаря своему природному таланту, но и постоянной, упорной, систематической работе.
Леонид Витальевич тщательно изучал свои партии, ежедневно работал с аккомпаниатором по два, по три часа; он ездил в Италию к одному из известных профессоров пения, чтобы регулярно контролировать состояние своего голосового аппарата и свое умение владеть звуком.
Доказательством серьезного отношения Собинова к изучению своих партий может служить известный разговор его с директором императорских театров В. А. Теляковским в 1910 году; речь шла о предполагаемом выступлении Леонида Витальевича в партии Германа в опере «Пиковая дама». На предложение Теляковского выучить эту партию Собинов ответил, что ему надо поработать над ней не менее двух лет. Удивленный Теляковский напомнил, что партия Ленского, несмотря на тогдашнюю неопытность артиста, была когда-то приготовлена Собиновым в две недели. «Вот потому-то, что я был неопытен, я и думал, что каждую партию можно приготовить в две недели; теперь же знаю, что для подлинного изучения партии необходимо гораздо больше времени»,— ответил Собинов.
Одним из особенно важных требований Леонида Витальевича было требование художественной правды. Он считал, что только полное перевоплощение в создаваемый образ даст возможность найти правильный сценический облик, нюансы, фразировку.
Зная, что от костюма зависит свобода и пластичность движений артиста, внешний облик которого должен быть убедителен, Л. В. Собинов проявлял очень большую требовательность в выборе своих костюмов, их цвета, фасона. Грим, прическа, манера держаться, походка, жесты — все разрабатывалось им до мелочей.
***
С глубоким чувством вспоминаю я свои выступления с Леонидом Витальевичем. В течение тридцати лет они были для меня настоящим праздником.
У нас была традиционная привычка являться в театр за два часа до спектакля для того, чтобы тщательно и спокойно загримироваться, одеться, внутренне собраться, сосредоточиться как следует и войти в свою роль.
За десять минут до открытия занавеса мы с Леонидом Витальевичем осматривали все находящееся на сцене, проверяли некоторые свои мизансцены.
Выступая в операх вместе с Собиновым, я всегда чувствовала, что нас целиком захватывает жизнь изображаемых нами героев, с их радостями и печалями.
Особенно привлекателен был Собинов — де Грие в опере «Манон». Никогда не забуду сцены второго акта этой оперы, когда я, в роли Манон, по ходу действия сидя вместе с де Грие — Собиновым за маленьким столиком, с волнением, точно зачарованная, слушала его неповторимое исполнение «Грез», в котором было столько теплоты, задушевности и трогательной нежности...
В 1908 году мы с Леонидом Витальевичем готовились петь в первый раз в опере «Лоэнгрин» и оба очень волновались, зная, что обычно партии Лоэнгрина и Эльзы, как у нас, так и за границей, исполнялись драматическими голосами. Но после первой же оркестровой репетиции все наши опасения и страхи рассеялись.
...Спектакль прошел с громадным успехом. Собинов в роли Лоэнгрина был действительно прекрасен, он создал дивный, светлый образ легендарного героя, поразительный по силе и вдохновению. Трудно описать проникновенное, чудесное исполнение Собиновым финального акта оперы, его последние слова, обращенные к Лебедю, и трогательное прощание с Эльзой...
Я с удовольствием вспоминаю, как при совместной работе над партиями (в особенности в новых постановках «Богемы», «Миньон», «Лоэнгрина» и других) мы с Леонидом Витальевичем обдумывали все детали сценического действия, отделывали и обсуждали до мельчайших подробностей каждую музыкальную фразу, каждое слово, искали наилучшие нюансы; найденные мизансцены мы много раз повторяли, изменяли их и опять создавали новые, пока не достигали желаемых результатов.
В театр на репетиции Собинов являлся всегда очень бодрым, полным сил и желания работать. Своей энергией и веселостью и какой-то особой жизнеспособностью он заражал всех окружающих артистов и создавал атмосферу здорового творческого труда.
***
Творческая сила и оптимизм били ключом в Собинове и захватывали каждого, кто был близок к этому человеку, любившему жизнь и умевшему ценить ее радости.
Эту вечную молодость Собинова тонко отметил в своем письме к нему в день его тридцатипятилетнего юбилея К. С. Станиславский: «Вы родились в «сорочке», жили в плаще, при шпаге, и я уверен, что когда придет к Вам старость, то Вы не наденете теплого халата с туфлями».
Вечно юный, обворожительный, Леонид Витальевич прожил яркую, блестящую и счастливую жизнь, окруженный ореолом славы и всеобщей любовью. О нем можно сказать словами Островского: «Талант и сам по себе дорог, но в соединении с другими качествами — с сердечной добротой и душевной теплотой — он представляется нам таким явлением, перед которым мы должны преклоняться».
А. НЕЖДАНОВА
Лично мне Леонид Витальевич дорог не только как пленительный, прекрасный артист, превосходный певец, но и как на редкость чуткий, отзывчивый товарищ, мой постоянный, незаменимый партнер и горячо любимый, близкий друг.
Моя первая встреча с Леонидом Витальевичем произошла в Большом театре в 1902 году, на студенческом экзаменационном спектакле Московской консерватории. Шла опера Моцарта «Похищение из сераля», в которой я исполняла партию Констанцы.
Помню охватившее меня волнение, когда я узнала, что среди публики находится знаменитый уже тогда Собинов.
По окончании спектакля Леонид Витальевич приветливо подошел ко мне, тепло поздравил с успехом, наговорил много комплиментов и первый подал мысль придти на пробу голосов в Большой театр, что я и сделала. После удачной пробы и дебюта я была принята в труппу. Таким образом, Леонид Витальевич был до некоторой степени виновником моего поступления на сцену Большого театра.
До нашего знакомства Леонид Витальевич пел в Большом театре уже в течение пяти лет и успел за эти годы завоевать широкую популярность и любовь публики. Он по праву занял одно из первых мест в рядах великих мастеров вокального искусства.
Умный, всесторонне образованный человек, тонкий художник, Леонид Витальевич, вместе с Федором Ивановичем Шаляпиным, являлся для меня, начинающей артистки, идеалом настоящего артиста.
Тайна обаяния Собинова и его чарующей власти над публикой была прежде всего в необычайно красивом, мягком тембре его серебристого голоса, которым он владел в совершенстве, в ясной, изумительно отчетливой дикции, в простоте, искренности исполнения и полной гармонии вокального и драматического мастерства. В голосе Собинова было что-то родное, русское, близкое, трогающее душу, что заставляло искренне верить в правду его искусства. Теплота, лирическая напевность в сочетании со сценическим обаянием производили незабываемое впечатление.
Чрезвычайно строгий, требовательный к себе, Собинов достиг успеха не только благодаря своему природному таланту, но и постоянной, упорной, систематической работе.
Леонид Витальевич тщательно изучал свои партии, ежедневно работал с аккомпаниатором по два, по три часа; он ездил в Италию к одному из известных профессоров пения, чтобы регулярно контролировать состояние своего голосового аппарата и свое умение владеть звуком.
Доказательством серьезного отношения Собинова к изучению своих партий может служить известный разговор его с директором императорских театров В. А. Теляковским в 1910 году; речь шла о предполагаемом выступлении Леонида Витальевича в партии Германа в опере «Пиковая дама». На предложение Теляковского выучить эту партию Собинов ответил, что ему надо поработать над ней не менее двух лет. Удивленный Теляковский напомнил, что партия Ленского, несмотря на тогдашнюю неопытность артиста, была когда-то приготовлена Собиновым в две недели. «Вот потому-то, что я был неопытен, я и думал, что каждую партию можно приготовить в две недели; теперь же знаю, что для подлинного изучения партии необходимо гораздо больше времени»,— ответил Собинов.
Одним из особенно важных требований Леонида Витальевича было требование художественной правды. Он считал, что только полное перевоплощение в создаваемый образ даст возможность найти правильный сценический облик, нюансы, фразировку.
Зная, что от костюма зависит свобода и пластичность движений артиста, внешний облик которого должен быть убедителен, Л. В. Собинов проявлял очень большую требовательность в выборе своих костюмов, их цвета, фасона. Грим, прическа, манера держаться, походка, жесты — все разрабатывалось им до мелочей.
***
С глубоким чувством вспоминаю я свои выступления с Леонидом Витальевичем. В течение тридцати лет они были для меня настоящим праздником.
У нас была традиционная привычка являться в театр за два часа до спектакля для того, чтобы тщательно и спокойно загримироваться, одеться, внутренне собраться, сосредоточиться как следует и войти в свою роль.
За десять минут до открытия занавеса мы с Леонидом Витальевичем осматривали все находящееся на сцене, проверяли некоторые свои мизансцены.
Выступая в операх вместе с Собиновым, я всегда чувствовала, что нас целиком захватывает жизнь изображаемых нами героев, с их радостями и печалями.
Особенно привлекателен был Собинов — де Грие в опере «Манон». Никогда не забуду сцены второго акта этой оперы, когда я, в роли Манон, по ходу действия сидя вместе с де Грие — Собиновым за маленьким столиком, с волнением, точно зачарованная, слушала его неповторимое исполнение «Грез», в котором было столько теплоты, задушевности и трогательной нежности...
В 1908 году мы с Леонидом Витальевичем готовились петь в первый раз в опере «Лоэнгрин» и оба очень волновались, зная, что обычно партии Лоэнгрина и Эльзы, как у нас, так и за границей, исполнялись драматическими голосами. Но после первой же оркестровой репетиции все наши опасения и страхи рассеялись.
...Спектакль прошел с громадным успехом. Собинов в роли Лоэнгрина был действительно прекрасен, он создал дивный, светлый образ легендарного героя, поразительный по силе и вдохновению. Трудно описать проникновенное, чудесное исполнение Собиновым финального акта оперы, его последние слова, обращенные к Лебедю, и трогательное прощание с Эльзой...
Я с удовольствием вспоминаю, как при совместной работе над партиями (в особенности в новых постановках «Богемы», «Миньон», «Лоэнгрина» и других) мы с Леонидом Витальевичем обдумывали все детали сценического действия, отделывали и обсуждали до мельчайших подробностей каждую музыкальную фразу, каждое слово, искали наилучшие нюансы; найденные мизансцены мы много раз повторяли, изменяли их и опять создавали новые, пока не достигали желаемых результатов.
В театр на репетиции Собинов являлся всегда очень бодрым, полным сил и желания работать. Своей энергией и веселостью и какой-то особой жизнеспособностью он заражал всех окружающих артистов и создавал атмосферу здорового творческого труда.
***
Творческая сила и оптимизм били ключом в Собинове и захватывали каждого, кто был близок к этому человеку, любившему жизнь и умевшему ценить ее радости.
Эту вечную молодость Собинова тонко отметил в своем письме к нему в день его тридцатипятилетнего юбилея К. С. Станиславский: «Вы родились в «сорочке», жили в плаще, при шпаге, и я уверен, что когда придет к Вам старость, то Вы не наденете теплого халата с туфлями».
Вечно юный, обворожительный, Леонид Витальевич прожил яркую, блестящую и счастливую жизнь, окруженный ореолом славы и всеобщей любовью. О нем можно сказать словами Островского: «Талант и сам по себе дорог, но в соединении с другими качествами — с сердечной добротой и душевной теплотой — он представляется нам таким явлением, перед которым мы должны преклоняться».
А. НЕЖДАНОВА