2 дня
О сайте
«Бесспорная вершина выпавшего на нашу долю художественного переживания — чудесное исполнение «Зимнего пути» советским баритоном С. Н. Шапошниковым. Родственный по духу музыкант сидел за роялем — концертмейстер Е. Д. Лебедев» (из статьи «Неделя Шубертовских празднеств в Берлине». «Музик унд гезельшафт», 1954 г.).
«Сергей Шапошников показал себя первоклассным артистом. Его яркий голос, его полное жизни и динамики пение отмечены ка кой-то необычайной интенсивностью выражения. Певец сверкал и в лирическом романсе, и в драматической оперной арии. И особенно замечательно то, что Шапошников при всей своей мощи и темпераменте все время как бы контролировал себя, музыкально соразмеряя эффекты, художественно оттеняя каждый звук, каждую фразу. ..» («Свенска дагбладет», Стокгольм, 1952 г.).
«Он обладает теплым и красивым баритоном. Он умело владеет техническими и выразительными средствами. Скромными и тонкими штрихами он создает драматическое напряжение в строгих рамках камерного пения. Прекрасный и симпатичный артист, которого мы бы с удовольствием послушали снова.. » («Афтенпостен», Осло, 1952 г.).
Эти строки из зарубежных рецензий говорят прежде всего о яркой индивидуальности певца, чей артистический облик с годами приобретал все большую художественную законченность.
Сергей Николаевич Шапошников (1911—1973) родился в г. Мариуполе. Дом его родителей был в городе одним из очагов культуры: мать, выпускница Бестужевских курсов в Петербурге, давала уроки игры на фортепиано: отец, юрист, недурно играл на скрипке. Не отсюда ли берет истоки пронесенная Шапошниковым через всю жизнь любовь к камерному исполнительству? В трудные 20-е годы, по окончании средней школы будущий певец сменил немало профессий: от служащего окружного архивного управления до рабочего-строителя, электрика, монтажника... Работая, учился сначала в мариупольской музыкальной школе по класссу пения у А. П. Билибиной-Медем, позднее, с 1922 года — в Ленинграде в вечерней рабочей консерватории и музыкальном техникуме у А. П. Ульянова.
В 1935 году 24-летний студент консерватории выдержал конкурс в Ленинградский государственный академический Малый оперный театр. В небольшой эпизодической роли певца на балу в «Пиковой даме», поставленной В. Э. Мейерхольдом, он впервые вышел на сцену, которой отдал затем без малого сорок лет жизни. Вскоре талантливый артист выдвинулся в группу ведущих солистов театра. Свыше тридцати ролей, исполненных им, включали, наряду с Онегиным и Робертом, Жермоном и Фигаро, немало партий в редко звучащих классических операх, центральные образы в операх советских композиторов. Ленинградский Малый оперный театр, завоевавший в 30 40-е годы репутацию «лаборатории советской оперы», нашел в лице Шапошникова одного из самых активных энтузиастов современной музыки.
В послевоенные годы к артисту пришло широкое признание. Он был удостоен Государственной премии СССР, почетного звания напевного артиста РСФСР. С 1947 года вел в Ленинградской консерватории класс камерного пения, с 1950-го — сольный и камерный классы.
«Пожалуй, ничто не имело такого значения в моей жизни, в становлении моем артиста и музыканта, как приобщение к камерной вокальной музыке», — писал Шапошников в своих воспоминаниях.
Есть немало оперных певцов, приносящих в камерный зал дыхание большой сцены, крупный «фресковый» штрих, театральную пластику. Если такое прочтение оправдано музыкально и подтверждено талантом исполнителя, оно правомерно и художественно убедительно. И есть артисты, находящие именно в камерном жанре опору при поисках глубокой психологической достоверности, при детальной интонационной и сценической лепке образа. Граница между этими двумя типами исполнительства — между «концертным» и собственно камерным пением не всегда четко выражена. По Шапошников как раз являет своим творчеством яркий пример артиста, для которого культура камерного пения оставалась камертоном в любой оперной роли. «Я не знаю, удалось бы мне драматически верно исполнить сцену смерти князя Андрея в «Войне и мире» С. Прокофьева, не работай я одновременно над «Зимним путем» Шуберта», — в этих словах певца ключ к пониманию его художественных принципов. Принципы эти воплощались им на оперной сцене и в камерном зале, находили постоянное применение в педагогической практике. Обратимся вновь к воспоминаниям Шапошникова: «Блистательный и глубочайший Глинка сказал, что мелодия — это мысль, заключенная в ноты... В пении для меня существует непреложный закон: петь надо прежде всего музыку, как вокализ, как бы «на смычке», и слова произносить, так легко, точно и свободно, чтобы они не разбивали музыку, не разрушали ее строй, не нарушали ее течения... Петь так, чтобы в пении как бы виделось действие. Это одна из основ певческого искусства. Об этом же просил певцов К. С. Станиславский...»
Обширный камерный репертуар Шапошникова включал, наряду с жемчужинами классической музыки, произведения советских композиторов, наряду с популярными романсами — редко исполняемые шедевры (например, «Цыганские песни» А. Дворжака, «Персидские песни» А. Рубинштейна). Шапошников выступил одним из первых интерпретаторов «Сонетов Шекспира» Д. Кабалевского и «Испанских песен» Д. Шостаковича. Его любовь к музыке своих современников распространялась не только на сочинения маститых, признанных авторов. Он завоевал признание слушательской аудитории для многих молодых композиторов, в свое время еще безвестных студентов консерватории. Список только ленинградских авторов, обязанных Шапошникову исполнительским «рождением» своих вокальных сочинений, насчитывает около тридцати имен. Артист был поистине «открыт» всему талантливому и яркому в советской музыке.
Трудно отдать предпочтение какой-либо из сторон дарования Шапошникова. Певец убеждает и проникновенным, тонким лиризмом, и мужественной патетикой, и романтической взволнованностью, и удивительной ясностью музыкального мышления. .. Впрочем, именно интеллектуальное начало цементирует весь этот сплав, диктуя певцу неизменное чувство меры и благородную сдержанность исполнения.
Вместе с многолетним партнером но камерному ансамблю, превосходным концертмейстером Е. Д. Лебедевым, Шапошников тщательно готовил камерные программы, заботясь об их стилистическом единстве, музыкальной и драматургической логике в сопоставлении произведений. Этими же принципами руководствовались составители данной пластинки, на которой представлены русские романсы в исполнении Сергея Николаевича Шапошникова.
Романсы одного из основоположников этого жанра А. С. Даргомыжского уходят своими корнями в «золотой век» русской культуры — пушкинско-глинкинскую эпоху. Романсы С. В. Рахманинова и Н. К. Метнера передают эту славную эстафету XX веку.
Прежде чем зазвучит голос певца, обратимся еще раз к его воспоминаниям: «В безбрежном океане музыки я особенно люблю музыку, рожденную сильным, здоровым, полнокровным интеллектом, музыку, в которой самые трагические переживания не вызывают ощущения слабости человека, безнадежности его стремлений... Я люблю творца, который «царь и бог», а не «раб и червь».
И. Райскин
«Сергей Шапошников показал себя первоклассным артистом. Его яркий голос, его полное жизни и динамики пение отмечены ка кой-то необычайной интенсивностью выражения. Певец сверкал и в лирическом романсе, и в драматической оперной арии. И особенно замечательно то, что Шапошников при всей своей мощи и темпераменте все время как бы контролировал себя, музыкально соразмеряя эффекты, художественно оттеняя каждый звук, каждую фразу. ..» («Свенска дагбладет», Стокгольм, 1952 г.).
«Он обладает теплым и красивым баритоном. Он умело владеет техническими и выразительными средствами. Скромными и тонкими штрихами он создает драматическое напряжение в строгих рамках камерного пения. Прекрасный и симпатичный артист, которого мы бы с удовольствием послушали снова.. » («Афтенпостен», Осло, 1952 г.).
Эти строки из зарубежных рецензий говорят прежде всего о яркой индивидуальности певца, чей артистический облик с годами приобретал все большую художественную законченность.
Сергей Николаевич Шапошников (1911—1973) родился в г. Мариуполе. Дом его родителей был в городе одним из очагов культуры: мать, выпускница Бестужевских курсов в Петербурге, давала уроки игры на фортепиано: отец, юрист, недурно играл на скрипке. Не отсюда ли берет истоки пронесенная Шапошниковым через всю жизнь любовь к камерному исполнительству? В трудные 20-е годы, по окончании средней школы будущий певец сменил немало профессий: от служащего окружного архивного управления до рабочего-строителя, электрика, монтажника... Работая, учился сначала в мариупольской музыкальной школе по класссу пения у А. П. Билибиной-Медем, позднее, с 1922 года — в Ленинграде в вечерней рабочей консерватории и музыкальном техникуме у А. П. Ульянова.
В 1935 году 24-летний студент консерватории выдержал конкурс в Ленинградский государственный академический Малый оперный театр. В небольшой эпизодической роли певца на балу в «Пиковой даме», поставленной В. Э. Мейерхольдом, он впервые вышел на сцену, которой отдал затем без малого сорок лет жизни. Вскоре талантливый артист выдвинулся в группу ведущих солистов театра. Свыше тридцати ролей, исполненных им, включали, наряду с Онегиным и Робертом, Жермоном и Фигаро, немало партий в редко звучащих классических операх, центральные образы в операх советских композиторов. Ленинградский Малый оперный театр, завоевавший в 30 40-е годы репутацию «лаборатории советской оперы», нашел в лице Шапошникова одного из самых активных энтузиастов современной музыки.
В послевоенные годы к артисту пришло широкое признание. Он был удостоен Государственной премии СССР, почетного звания напевного артиста РСФСР. С 1947 года вел в Ленинградской консерватории класс камерного пения, с 1950-го — сольный и камерный классы.
«Пожалуй, ничто не имело такого значения в моей жизни, в становлении моем артиста и музыканта, как приобщение к камерной вокальной музыке», — писал Шапошников в своих воспоминаниях.
Есть немало оперных певцов, приносящих в камерный зал дыхание большой сцены, крупный «фресковый» штрих, театральную пластику. Если такое прочтение оправдано музыкально и подтверждено талантом исполнителя, оно правомерно и художественно убедительно. И есть артисты, находящие именно в камерном жанре опору при поисках глубокой психологической достоверности, при детальной интонационной и сценической лепке образа. Граница между этими двумя типами исполнительства — между «концертным» и собственно камерным пением не всегда четко выражена. По Шапошников как раз являет своим творчеством яркий пример артиста, для которого культура камерного пения оставалась камертоном в любой оперной роли. «Я не знаю, удалось бы мне драматически верно исполнить сцену смерти князя Андрея в «Войне и мире» С. Прокофьева, не работай я одновременно над «Зимним путем» Шуберта», — в этих словах певца ключ к пониманию его художественных принципов. Принципы эти воплощались им на оперной сцене и в камерном зале, находили постоянное применение в педагогической практике. Обратимся вновь к воспоминаниям Шапошникова: «Блистательный и глубочайший Глинка сказал, что мелодия — это мысль, заключенная в ноты... В пении для меня существует непреложный закон: петь надо прежде всего музыку, как вокализ, как бы «на смычке», и слова произносить, так легко, точно и свободно, чтобы они не разбивали музыку, не разрушали ее строй, не нарушали ее течения... Петь так, чтобы в пении как бы виделось действие. Это одна из основ певческого искусства. Об этом же просил певцов К. С. Станиславский...»
Обширный камерный репертуар Шапошникова включал, наряду с жемчужинами классической музыки, произведения советских композиторов, наряду с популярными романсами — редко исполняемые шедевры (например, «Цыганские песни» А. Дворжака, «Персидские песни» А. Рубинштейна). Шапошников выступил одним из первых интерпретаторов «Сонетов Шекспира» Д. Кабалевского и «Испанских песен» Д. Шостаковича. Его любовь к музыке своих современников распространялась не только на сочинения маститых, признанных авторов. Он завоевал признание слушательской аудитории для многих молодых композиторов, в свое время еще безвестных студентов консерватории. Список только ленинградских авторов, обязанных Шапошникову исполнительским «рождением» своих вокальных сочинений, насчитывает около тридцати имен. Артист был поистине «открыт» всему талантливому и яркому в советской музыке.
Трудно отдать предпочтение какой-либо из сторон дарования Шапошникова. Певец убеждает и проникновенным, тонким лиризмом, и мужественной патетикой, и романтической взволнованностью, и удивительной ясностью музыкального мышления. .. Впрочем, именно интеллектуальное начало цементирует весь этот сплав, диктуя певцу неизменное чувство меры и благородную сдержанность исполнения.
Вместе с многолетним партнером но камерному ансамблю, превосходным концертмейстером Е. Д. Лебедевым, Шапошников тщательно готовил камерные программы, заботясь об их стилистическом единстве, музыкальной и драматургической логике в сопоставлении произведений. Этими же принципами руководствовались составители данной пластинки, на которой представлены русские романсы в исполнении Сергея Николаевича Шапошникова.
Романсы одного из основоположников этого жанра А. С. Даргомыжского уходят своими корнями в «золотой век» русской культуры — пушкинско-глинкинскую эпоху. Романсы С. В. Рахманинова и Н. К. Метнера передают эту славную эстафету XX веку.
Прежде чем зазвучит голос певца, обратимся еще раз к его воспоминаниям: «В безбрежном океане музыки я особенно люблю музыку, рожденную сильным, здоровым, полнокровным интеллектом, музыку, в которой самые трагические переживания не вызывают ощущения слабости человека, безнадежности его стремлений... Я люблю творца, который «царь и бог», а не «раб и червь».
И. Райскин