6 дней
О сайте21 | Д 033001-2 1972 |
1 сторона В.МОЦАРТ. Соната № 8 ля минор, KV 310 (1. Allegro maestoso. 2. Andante cantabile со expressive. 3. Presto) В.МОЦАРТ. Соната № 11 ля мажор, KV 331 (1. Andante grazioso) 2 сторона В.МОЦАРТ. Соната № 11 ля мажор, KV 331 (2. Minuetto. 3. Alla turca. Allegretto) В.МОЦАРТ. Соната № 17 ре мажор, KV 576 (1. Allegro. 2. Adagio. 3. Allegretto) Пластинка из серии «Выдающиеся пианисты» |
ВСГ Тип. "Внешторгиздат". Зак. № 8088 |
ЛЗГ Художник Б. Соловьёв Зак. 681. Тир. 1360 |
Ленинградский завод, ГОСТ 1980. (с) Мелодия, 1981. Зак. 648. Тир. 1100 |
ВАЛЬТЕР ГИЗЕКИНГ (1895 — 1956) родился в Лионе. Игре на фортепиано обучался у К. Леймера в Ганновере. Свою исполнительскую деятельность он начал в начале 1920-х годов с большой концертной поездки по Европе. Затем он неоднократно выступал в различных городах мира с неизменным успехом. Гизекинг был одним из самых блистательных пианистов своего времени, равно интересным в интерпретации произведений классиков и современной фортепианной музыки. Он замечательно играл не только Моцарта, Бетховена, Шумана, но и Дебюсси, Равеля. В 1964 году вышла в свет автобиографическая книга Газекинга «Так я стал пианистом». Помимо жизнеописания в нее включены также десять статей о музыке и проблемах интерпретации, написанных Гизекингом в разное время. Статья, посвященная Моцарту, предназначалась специально для грамзаписей. Возможно, это прозвучит парадоксально, но мое мнение о фортепианной музыке Моцарта я бы выразил так: это самая легкая и в то же время труднейшая музыка, если ее исполнять правильно. Казалось бы, не требуется никаких особых усилий, чтобы играть Моцарта просто и совершенно естественно. И, однако, музыканту весьма трудно столь гармонично объединить в нечто единое свои духовные и физические способности, музыкальное ощущение и технические навыки, чтобы пальцы с необходимой уверенностью подчинялись импульсам, вытекающим из естественного потока моцартовских мелодий чарующей красоты. Если я сказал «Никаких особых усилий», то само собой разумеется, что важнейшей предпосылкой я считаю полную сосредоточенность на задачах, поставленных интерпретацией сочинения: чтобы любой детали, ноте, нюансу настроения исполнитель в каждое мгновение уделял максимальное внимание. Однако не все композиторы (это, правда, мое личное мнение) облегчают артисту путь к глубокому, может быть, даже лучше сказать — счастливому единению с автором и его идеями. Поэтому нелегко бывает достичь хотя бы иллюзии идентичности замыслов исполнителя и композитора. Для Моцарта музыка, очевидно, была чем-то столь же естественным и необходимым, как потребнось дышать. Легкость и совершенство, с которыми он творил, возносили его музу над всеми житейскими заботами и человеческими слабостями. Это позволяло его сочинениям становиться чем-то вечным, незыблемым, говоря проще — озвученным совершенством природы. Музыкант, поставивший своей задачей как можно точнее воспроизвести чарующий лик моцартовского вдохновения, должен по своим возможностям быть выше не только любых технических проблем, но и любого духовного напряжения. Здесь недопустима никакая спекуляция на эффектах и, пожалуй, неуместна даже мысль об интерпретации как таковой. Естественная красота музыки Моцарта, несмотря на свою поразительную простоту (может быть, лучше назвать се бережливой лаконичностью подлинного гения?), обладающая столь широко развернутым диапазоном выразительности, и интерпретироваться должна простейшим и естественнейшим образом. При этом основная цель исполнителя окажется в том, чтобы передать чувство восхищения, ощущение радости, которой сияет это чудесное искусство. Признаюсь, в период, предшествовавший записи на пластинки тех немногих моцартовских произведений, которые я должен был бы знать лучше всех остальных, мне пришлось столкнуться с некоторыми трудностями. Казалось, я полностью утратил всякую непосредственность по отношению к этим сочинениям. Лишь постепенно я вернулся в стихию вдохновляющей радости, а также к независимости восприятия, которые обычно оказывали мне такую большую помощь при разучивании, позволяя максимально приблизиться к мельчайшим деталям композиторского замысла. Пусть слушатель решает, насколько мне удалось осуществить свои намерения, или лучше сказать - насколько мне удалось остаться в соответствии с намерениями самого Моцарта. Во всяком случае, я надеюсь, что запись донесет до других ту глубоко прочувствованную мною радость, которую давала мне музыка Моцарта. Для чувствительных рук, то есть для рук, которые привыкли претворять импульсы внутреннего слуха в звуки, а еще точнее следовало бы сказать - для рук, умеющих петь и дышать вместе с клавишами, Моцарт не сопряжен ни с какими техническими проблемами. По поводу этой стороны работы лишь замечу: играя Моцарта, я почти не пользовался правой педалью, хотя бы просто потому, что когда композитор творил, это усовершенствование или еще не было изобретено, или только начинало монтироваться в некоторые рояли. Я уверен, что, создавая свою музыку, он еще не принимал во внимание «новые» педальные эффекты. Большая полнозвучность арпеджио или аккордов достигалась при помощи более длительного придерживания клавиш пальцами, часто до смены гармонии; таково вообще первоначальное значение игры legatissimo. Мое стремление к максимальной ясности и прозрачности, которую я считаю совершенно обязательной при исполнении произведений Моцарта, побуждало меня играть без педали. Чистый, ясный звук не будет сухим, даже если в первое мгновение для уха, привыкшего к педали, он и может показаться таковым. Я лично убежден, что чистота звука и богатство выразительности вполне совместимы, если только интерпретация классических форм не обедняет духовой ценности музыки композитора. Вальтер Гизекинг (из журнала «Советская музыка», 1970 г. № 7) |