2 дня
О сайте14 15 | М60 49319 005 1990, дата записи: 1975 г. |
Сторона 1 — 23.20 Всю войну под завязку Песня о земле На дистанции четверка первачей Кто-то высмотрел плод Сторона 2 — 25.45 Вот это да! Мы все живем как будто на... Ой где был я вчера Горное эхо Так случилось, мужчины ушли Я не люблю Парус Музыка и слова В. Высоцкого Владимир Высоцкий, пение, гитара Составители серии: В. Абдулов, И. Шевцов Реставратор Т. Павлова Редактор В. Рыжиков Оформление художника А. Рыбакова Фото Д. Мурашко Фонограммы из коллекции Вл. Гракова ВТПО "ФИРМА МЕЛОДИЯ", 1990 Всесоюзная студия грамзаписи. Запись 1975 года. Апрелевский ордена Ленина завод грампластинок. 1990 |
АЗГ, зак. 232 Всякому таланту проще быть собой (ранняя стадия), чем сохранить себя в дальнейшем. Песням Высоцкого на ранней стадии было отказано даже в праве на оценку инстанций, что и привело к нижеследующему: каким он возник, таким и остался — самим собой; поскольку инстанции исключили себя из игры, диалог творца со своей аудиторией произошел без посредников, напрямую — действительно уникальный случай; актерская биография Владимира Высоцкого сложилась счастливо: было творчество, была борьба, были роли, была слава и не было регалий — с такой площадки поэту и взлетать надежнее; неугодность начальству и «внештат-ность» работы над стихом удесятеряли любовь аудитории к барду и жажду поэта — быть «любезным» своему народу. Никакому пришлому «русисту» не понять, что всесоюзная популярность, магическая власть Высоцкого — все это произошло благодаря запрещению его имени на официальном уровне. Страна чудес. Высоцкого не могли лишить Скрипки, поскольку ему ее и не давали. Один из главных результатов «недосмотра» за искусством Высоцкого: вне градации на «нужных — передовых — вредных», он душою был предан «поэзии под гитару» и, ничьего окрика не опасаясь, зависел только от избранных им авторитетов и от собственного мнения... Может быть, он и сгорел-то катастрофически рано, поскольку ничто не охлаждало его горячей крови — по тому же «недосмотру». Когда в разгаре жизни инстанции спохватились, было поздно: Мастер оказался неразлучим со Скрипкой. Когда поэту перестали чинить препятствия, когда его даже включили в список больших имен участников вечера советской поэзии в Париже в 1977 году, когда разрешили концертное турне по университетам США, когда стали позволять сниматься в кино — словом, когда и на его небосклоне показалось солнце, песни Высоцкого не ослабили, а ещё туже натянули поводья «привередливых коней». Когда ему вдруг открылись некие высокие двери и оттуда повеяло не только сановной снисходительностью, но и надеждой «занять свое место в рядах» со всеми вытекающими отсюда благами, он сочинил и не скрыл от своей публики песню: «Меня к себе зовут большие люди, чтоб я им пел «Охоту на волков». Это как бы парадокс в парадоксе. Всем нам, кто работал с ним рядом шестнадцать лет, уже въявь виделось: понравилось Володе ездить за границу, устал драться, хорошо одевается, прекрасная автомашина, квартира неплохая, пластинки пошли, взял на год отпуск для дебюта в кинорежиссуре, вот-вот здороваться перестанет, в секретари творческого Союза выберут и пойдут заказные песни, известная суета... Плохо знали Высоцкого — и не только работавшие на Таганке, но и совсем близкие. В архиве поэта — свидетельства нового этапа: замечательного, глубокого, сурового стихосложения... Даже если сулят золотую парчу или порчу грозят напустить — не хочу, на ослабленном нерве я не зазвучу... Мой путь один, всего один, ребята. Мне выбора, по счастью, не дано. В чем урок Высоцкого — и не только своей аудитории, но также и «старшим» мастерам? Накакие запреты, никакие унижения, годами творимые козни, анономки, угрозы — ничто не поколебало достоинство поэта, ничто не принудило его озлобиться, изменить своему образу мыслей. «Ни единою буквой не лгу...» — сказано и сделано с полнейшей искренностью. И с той же верностью, до последнего звука, его авторская интонация внушает добро и любовь, нигде ни разу не исказившись гримасой мести, брани, злопыхательства. Добро и любовь — при таких тяготах жизни, при таких мытарствах, обидах, оскорблениях! Поразительно, но Высоцкий успел даже то, до чего у «старших» так и не «дошли руки», — он сам позаботился о своей посмертной славе. В провидческой балладе «Монумент» он сделал подробное предупреждение — каким его запомнить и каким не рисовать. Не ретушировать следов боли, не сглаживать скул и углов, не облагозвучивать хрипоты — не оболгать его перед потомством... Нынче множатся публикации мемуаров, выходят первые телемонтажи, где живой Володя обставляется прохладным комфортом запоздалых комплиментов от генералов и маршалов — в прямом и штатском смысле слова. Гладкие славные речи того и гляди докажут, что поэта всю жизнь опекали, голубили, понимали, а если и не успели сделать «народным» и лауреатом, то всего лишь из-за нерасторопности да еще из-за его поспешного ухода со сцены... Но вот что сказал сам поэт — и слов из песни не выкинуть — всем охотникам посадить его на «литую цепь почета»: Я перетру серебряный ошейник И золотую цепь перегрызу. Перемахну забор, ворвусь в репейник, Порву бока — и выбегу в грозу... В. СМЕХОВ |